Канун звёздного часа

Глава пятая

В городе всегда чувствуется скорая весна. Дышится легче, солнце светит ярче. Но тут, на кладбище, одна и та же картина с ноября до самой середины марта. Почки покажутся – тогда и пойдёт дело, а до тех пор – белый снег, чёрные стволы деревьев, и все надгробия кажутся одинаковыми. Тени от оградок тянутся по дорожкам, которые чистят в лучшем случае раз в неделю. Лишь тёмно-зелёные ели вносят хоть какое-то разнообразие в пейзаж.

Григ ступил не туда и провалился по колено. Глянул на ближайшую ограду с покосившимся крестом и одиноким венком, который выцвел ещё прошлым летом. Такие венки и наводят Грига на мысли о кремации. Чтоб сразу над рекой развеяли – и всё. Это лучше, чем неблагодарные забывчивые потомки. Хотя… может, его потомство окажется достойным, кто знает. А сейчас ему самому есть кого навещать.

Григ выбрался на дорожку, где снега было по щиколотку. Отряхнул брюки и на всякий случай проверил гвоздики в руке: не помялись ли. Вроде нет.

Он зашагал к памятнику, который выделялся среди ближайших и размером, и белизной. Пусть отец сидел в своё время, но раньше он был уважаемым преподавателем, так что надгробие ему полагалось соответствующее. Самому Григу пришлось бы откладывать пять стипендий и две зарплаты, но помогли бывшие студенты отца: одолжили денег, подсуетились с оформлением. Григ до сих пор не мог взять в толк, как такие хорошие люди не перемёрли в этом мире.

Он положил гвоздики к основанию памятника, отошёл и улыбнулся, окинув надгробие взглядом. Всё-таки правильный шрифт выбрали: фамилия Залесный предполагает лесную тематику, поэтому очертания букв напоминали ветви.

– А оградка у тебя будет в апреле, – сказал Григ после долгого молчания. – И цветы посажу.

Теперь у него есть деньги, и если он постарается, то на пятом курсе тоже с этим будет полный порядок. Ни у кого не придётся занимать.

Обратно Григ шёл по собственным следам: зимой на кладбище не часто гостят. Только справа вон, у самой кромки, где свежие могилы, стоят двое и не двигаются – как живые статуи.

– Да это же...

Георгиевы, родители Грустной Девочки. Странно, но до прошлого августа Григ не подозревал, что они были студентами отца. А полтора месяца назад у них появилась новая причина бывать здесь.

Видимо, Ирина заметила его присутствие. Подняла голову, сдержанно кивнула, её муж сделал то же самое. Григ слегка улыбнулся им на прощание и зашагал к выходу.

Про убийство Лаврентьевых в универе болтали до сих пор. Оно и понятно: отца и мать одной второкурсницы отравили прямо за праздничным столом, а она сама каким-то чудом спаслась. По ходу, эта Оксана – девушка Грустной Девочки, раз он почти не отходит от неё. Она только на прошлой неделе вернулась, а откуда – это вопрос. Кто-то мелет языком, что Оксана лежала в реабилитационном центре, но точно никто сказать не может. Странная и жуткая история. Вот и верь теперь, что обыкновенные инженер и бухгалтер никому насолить не могут…

По городу Григ ехал, не замечая остановок и не вслушиваясь в музыку из кабины водителя. Да и какая это музыка? Одна попса. Какой-то дедок заворчал на долговязость Грига. Мол, в шею дышишь и над душой стоишь. Григ не запомнил ни голоса, ни тона незнакомца, не то что лицо. Пересел в другой автобус, мимоходом заметил, что ему попался счастливый билет. А ведь в детстве он такие коллекционировал, его к этому приучила сердобольная бабулька из отцовых коллег. Но сейчас Григ равнодушно отправил билетик в кошелёк: времена, когда он верил в эту ерунду, давно прошли.

В Доме милосердия всё должно было создавать приятную, комфортную обстановку, но выходило наоборот. Красно-жёлтые стены – ну точно нарисованные, широкие улыбки персонала фальшивят на все лады, а запах моющего средства, медикаментов и старости – чем не химическое оружие? Одно хорошо – в комнате матери светло даже в самый унылый день.

– Привет, мам, – Григ привычно поставил букет с розами в вазу и обернулся к матери.

Она сидела в кресле-качалке, укутанная в безразмерную шаль и клетчатый плед. Глаза смотрели вдаль, за окно, и ничего не видели. Григ вздохнул и присел на кровать рядом.

– У меня хорошие новости. Помнишь, я говорил, что меня могут отчислить? Так вот, не отчислят уже. Мам, у меня стипендия и зарплата. Забегаловки на каждом шагу, а официантов много не бывает. Для старта пойдёт, думаю.

Он пригладил волосы матери. Их стало ещё меньше, чем на прошлой неделе. Руки, кажется, сильнее трясутся, а бледные какие! Пятна до самого локтя проступили.

– Невесты пока нет, извини. Но как только, так сразу. Зато случай недавно был. Слушал с нашими радио, и тут какую-то классику врубили. Ну я и сказал, чтоб выключили, а одногруппница выдала: «Это же Григ». И таким тоном, будто все обязаны знать. Мне послышалось «гриб», ну я и заржал, а она ответила: «Григ, композитор такой». Тут встрял Колька: «Будешь у нас Григом». Ну я и стал. Ничего, лучше, чем Гришан.

Он ещё долго говорил и чуть было не упомянул Лаврентьевых, но спохватился: мать, небось, испугается.

Вдруг, когда Григ уже поднимался с кровати, материна рука дрогнула и потянулась к нему. Палец указал на полку.

– Да, конечно, держи.