Капитан из Гринсволда

Сэвидж

Добро и зло в стране чудес

Как и везде, встречаются,

Но только здесь они живут

На разных берегах...

(В. Высоцкий)

Это было в прекрасной стране.

Там живут сильные и смелые люди - матросы, рыбаки, поэты. Там светит солнце и шумит прибой, и летят по волнам похожие на чаек парусники и плывут в небесной синеве чайки, похожие на красавцы-парусники.

И там существует зло и несправедливость, но они недолговечны. И добро берёт верх над злом, и справедливость одерживает победу над несправедливостью...

Там у людей ясные глаза и чистые души, и всегда в трудную минуту рядом оказывается верный друг...

Там солнце освещает по утрам черепичные крыши белых домов, тонущих в зелени садов, и скатывается вечером в море, оставляя за собой на воде золотую полоску...

Страна эта реальна, как дыхание и нереальна, как сон.

Великий мечтатель Александр Грин открыл её впервые почти столетие назад, и теперь она носит имя Гринсволд - страна Грина.

Нет более бестолкового и чудесного порта, чем Лисс, кроме, разумеется, Зурбагана...

...Желтый камень, синяя тень, живописные трещины старых стен... свитки парусов, их сон и крылатое утро, зеленая вода, скалы, даль океана...

(А. Грин)

«За особые заслуги перед городом орденом Чести награждается командир отряда стрелков морской охраны капитан Эдвин Томас Виндз.»

Сердце стукнуло и забилось в гулкой пустоте. Орден Чести был высшей наградой Гринсволда.

Десять шагов отделяло его от стола мэра. Десять секунд он   шёл   к награде. Десять секунд... и всю жизнь. И путь его не был ни легким, ни быстрым.

Часть 1

Сэвидж

Как во смутной волости,

Лютой-злой губернии

Выпадали молодцу

Все шипы да тернии...

Он обиду зачерпнул,

зачерпнул -

Полные пригоршни,

Ну а горя, что хлебнул,

Не бывает горше...

(В. Высоцкий)

Мы пьем не потому,

что тянемся к веселью,

И не разнузданность

себе мы ставим   целью...

Мы от самих себя

хотим на миг уйти,

И потому к хмельному

склонны зелью!

(Омар Хайям)

Он вырос в монастырском приюте. С детства окружали мальчишку высокие стены, постные лица, молитвы, молитвы без конца и края. Эти молитвы, да еще многочисленные, по поводу и без повода, наказания составляли весь арсенал средств, которыми монахини направляли юные души на праведный путь.

Воспитанники, впрочем, не слишком стремились обрести духовную благодать и, в отсутствие наставниц, устанавливали свои законы, главным, из которых был закон силы. Избивали, отбирали скудную еду, заставляли прислуживать себе. Чтобы отстоять свою независимость, приходилось драться.

Неда прозвали Дикарем за нелюдимость и бешеную ярость, с которой он кидался в драку. Даже более сильные противники не решались связываться с ним. Впрочем, первым Нед никогда не задирался и любой компании предпочитал одиночество. С годами его все больше занимал вопрос о родителях. Кто они, почему оставили его, живы ли? Нед ничего не знал о родных, ни имен, ни фамилий. Когда ему шел двенадцатый год, он попытался залезть в приютскую канцелярию, чтобы отыскать в личном деле ответы на свои вопросы. Его поймали. Месяц он отсидел в карцере на хлебе и воде и в первую же ночь, как вышел оттуда, сбежал. Его не искали. Одним больше, одним меньше - какая, собственно, разница? Монахиням вполне хватало оставшихся.

Нед освоился на улице. За несколько лет он сменил немало занятий. Был продавцом газет, чистил обувь, мыл посуду в тавернах. Какой-то американский матрос, услышав, что Неда зовут Дикарем, перевел его кличку на английский - Сэвидж. Это прозвище Нед стал использовать как фамилию. Он выдумал все: дату и место рождения, возраст, имя отца. Только имя было подлинным - Нед, Эдвин.

В пятнадцать лет он устроился юнгой на шхуну. За полтора года службы научился работать с парусами, держать курс по компасу и звездам, определять глубину фарватера и скорость судна. Узнал кое-что о хитростях торговли и приобрел практику в употреблении крепких напитков. Может, так и остался бы Нед служить на «Гаранте», но сменился капитан, а новому не по душе пришелся задиристый парень, от шуточек которого покатывалась со смеху команда. И юнга оказался на берегу...

Кое-как протянул пару месяцев, перебиваясь с хлеба на воду.   Кто-то посоветовал попытать счастья на сахарных плантациях. Нед наврал в конторе, что ему уже восемнадцать. (Моложе на эту каторжную работу не брали.) Ему поверили. Широкоплечий, рослый, он в свои неполные семнадцать вполне мог сойти за восемнадцатилетнего.