Капли стекла

8. Как падают стеклянные капли.

- Папочка?! - Голос Джесс дрожал готовый в любую секунду сорваться на громкий плач. Из глаз уже катились крупные, сверкающие в свете разноцветных огней внешнего сервера, слезы. Губы дрожали, руки безостановочно мяли тунику. - Мы умрем, папочка?

Я подскочил и опустился на колени перед Джесс. Огни продолжали вспыхивать вокруг нас и гаснуть. Тьма все ближе подбиралась к нам, извиваясь и монотонно гудя на низких частотах.

- Джесс! - Я положил свои руки ей на плечи и заглянул в глаза. - Посмотри на меня, девочка моя. Я не могу обещать многого. Я не могу сказать, что мы снова все будем вместе. Не могу обещать, что все будет как раньше, будет по-прежнему. Но, доченька, я могу тебе обещать одно - сегодня ты не умрешь. Слышишь меня? Я сделаю все. Ты веришь мне?

Джесс смотрела на меня. На лице застыл страх. Крупные слезы капали на изображение Курта, оставляя мокрые следы.

- Джесс, ты веришь мне?

- Да, папочка.

- А теперь оглядись, девочка моя. Оглядись, и скажи, что ты видишь.

Черные тени подступали к нам все ближе. Я видел, как их длинные худые тела изгибаются и закручиваются дугами, вываливаясь из окон последнего этажа. Они мерцали, смещались в пространстве, словно не имели ни постоянной формы, ни постоянного местоположения. Словно они были бесплотными призраками.

- Парадокс, - тихо ответила Джесс. Мокрые дорожки слез медленно высыхали.

- Поясни.

Джесс огляделась. Вытерла глаза. Времени у нас не было. Совсем. Еще полминуты, может меньше, и нас накроет чернильная мгла. Но я не мог ее торопить. Иногда спешка - второй шаг в сторону бездны.

- Они приносят с собой свет, но они боятся света.

Я оглянулся. Из черных окон, пустынных подъездов, лишенных всякого света подворотен. Даже самые густые тени порождали новых тварей. Но все они сторонились света, заглушая, разрушая электронные приборы, которые реагировали на них как системы противопожарной безопасности на едкий дым. Они несли с собой свет, но именно света они сторонились.

Да, возможно.

- Джесс?

- Я не... - она снова протерла глазки, огляделась.

- Джесс!

Секунду она стояла с открытым ртом, словно только узнала, что получила оскара в номинации «Лучшая женская роль первого плана», а затем подскочила как ужаленная и выхватила свой телефон.

- Есть... есть идея, папочка.

- Я могу помочь?

- Нет... Я люблю тебя, папочка.

- И я люблю тебя, мороженка.

Лэптоп был бессилен ей помочь, и Джесс приходилось справляться посредством телефона. Но то, с какой скоростью летали ее пальчики по широкому экрану, говорило, что она отлично с этим справляется.

Я понял, что что-то начало происходить, когда к первому электрическому гулу, предвестнику теней, добавился второй, идущий от вышки ретранслятора.

- На вышке установлено множество прожекторов и сигнальных огней, для оповещения воздушных судов, - не отвлекаясь от работы, пояснила Джесс. - Нужно только перенаправить их и изменить алгоритм работы.

Первая черная тень возникла над краем крыши. Я не видел ее саму, увидел лишь, как черная дугообразная рука взлетела над крышей, а затем опустилась на компьютер Джесс. Удар. Искры. Маленький экран потух, на этот раз навсегда. В последней его вспышке я увидел как проломился пластик, прорвался метал и в корпусе возникло сразу четыре круглых отверстия. И только потом в этом месте возникла длинная рука мерцающей твари. Иногда она исчезала вновь, и я мог лицезреть пустующие дыры от ее когтей.

- Джесс!

- Готово, папочка.

Она включила разом все возможные источники освещения, и вышка вспыхнула как новогодняя елка, излучая холодный белый свет.

Это сработало. Я видел, что сработало, потому что тени метнулись назад, издавая высокочастотный визг, если его можно так назвать. Больше всего это напоминало очень высокий звук радиопомех. Словно кто-то включил в машине радио, не заметив, как сильно выкручен вправо регулятор громкости.

- Сработало, папочка, сработало!

Джесс кинулась мне на шею и от крепости ее объятий и долгого поцелуйчика в щеку мое сердце возликовало. Я даже забыл на секунду, где мы находимся, и какой опасности подвергаются наши жизни. Мир изменился вокруг меня. Он сузился до одной маленькой точки на замызганной крыше, где в свете десятков прожекторов в унисон билось два сердца. Перестало существовать здесь и сейчас, до и после, надо и не надо, хорошо и плохо, день и ночь. Перестали существовать возможности. Были только я и она. Она и я. Я любил свою мороженку, а она любила меня. И на секунду, на целую гребанную секунду, мне показалось, что мое стекло абсолютно целое, а мерзкий котяра Шредингера продолжает драть ковер в прихожей.

Главная проблема любой грезы, даже самой прекрасной - рано или поздно из нее придется выходить, а по ту сторону с распростертыми объятиями тебя встретит реальный мир. И не всегда эта встреча бывает приятной.

Я вернулся. Границы моего мира вновь расширились, включив в себя и дом на котором мы находились; и наше отчаянное положение; и здоровенного мужика, трахающего мою жену; и долгое, монотонное «ву-у-у», на раскаленном утренним солнцем асфальте; и осколки стекла, целый день хрустящие под моими ногами. Реальность нанесла свой удар. Всегда наносит. Вы его ни за что не пропустите, ведь он опрокинет вас на обе лопатки и с особой радостью и цинизмом сломает вам нос.

Стивен Кинг написал в «11.22.63», что «танец - это жизнь». Я думаю немного иначе. Я думаю: жизнь - это танец. Слова вроде те же, но смысл другой. Жизнь - это танец и все мы танцуем на осколках стекла.

- В чем дело, папочка? Ты внезапно вздрогнул.

От холодного блеска бездонных глаз моей дочери не было спасения.

- Джесс, ты знаешь, что ты самая смелая и самая умная девочка в мире?