Карнавал желаний

Карнавал желаний

«Да здравствует Империя!»
Гомон возбуждённых голосов и восторженные крики врываются в раскрытое окно. Накатывают, словно волны прибоя, и давят своей мощью, заставляя прилагать немало усилий, чтобы им противостоять. Стихают, позволяя на мгновение расслабиться, и вновь обретают силу.
Причина столь высоких эмоциональных всплесков проста — шумная толпа радостно встречает делегации империан, которые неторопливо пересекают площадь перед самым большим и шикарным отелем Лорепа. Гости, прибывшие со всех планет империи во главе с представителями своих правящих династий, взмахами рук приветствуют собравшихся за ограждением зрителей, останавливаются, рассматривая окружающий их мир, и вновь продолжают движение, чтобы попасть в выделенные для них апартаменты.
Все они прилетели с одной-единственной целью: принять участие в Карнавале — самом грандиозном праздновании, устраиваемом каждые пятьсот лет в честь основания империи.
Империане разных рас: синеволосые в лёгких бело-голубых накидках и красноволосые в пурпурных одеждах; высокие белокожие в меховых латах и низкорослые смуглые в пёстрых одеяниях; со светло-русыми длинными волосами в комбинезонах песочного цвета и с короткими тёмными стрижками в строгой тёмной форме...
У меня глаза разбегаются от буйства красок, непривычных, кажущихся слишком яркими, броскими. И одновременно завораживающими. С интересом наблюдая за необычным зрелищем, я почти не обращаю внимания на тихое перешёптывание тех, кто с той же заинтересованностью изучает прибывших, потому что вместе со мной выглядывает наружу, так же опираясь на подоконники многочисленных окон. И лишь когда разговор становится громче, я вновь возвращаюсь в свою реальность.
— Смотрите, какой красавец! Вот было бы замечательно к нему попасть! — восхищается тоненький, бесцветный голосок, долетающий до меня от соседнего окна.
— И не мечтай, — обрывает эти фантазии другой. — Вероятность того, что тебя возьмёт тот, кто тебе нравится, совсем ничтожна. Гостей ведь больше трёхсот, и нас столько же.
— А вдруг повезёт?! — не сдаётся третий.
— Глупо на это надеяться, — вздыхает ещё один.
— Выбор — не наша привилегия, — я тоже не удерживаюсь от комментария.
— Можно проявить симпатию и тем самым повлиять на решение гостя, — лукаво тянет кто-то слева, а в ответ немедленно раздаётся испуганное восклицание:
— Даже не думай! Если Ашидар узнает, что кто-то из нас это сделал, накажет!
— Вы бы придержали язычки, — торопливо звучит тихое предупреждение. — Забыли, что будет, если устроитель вас услышит?
Все как по команде опасливо оглядываются на вход, и разговор тут же прекращается. Теперь мы лишь изредка позволяем себе переброситься едва слышными короткими, почти ничего не значащими фразами. И между прочим, совершенно правильно поступаем. Не проходит и нескольких минут, как двери зала распахиваются. На пороге появляется грузная фигура Ашидара. Оглаживая парчовый халат, расшитый золотом и украшенный орнаментом из блестящей ткани, он придирчиво осматривает нас своими бледно-голубыми водянистыми глазами. Поводит круглой безволосой головой, растирая одутловатую шею, раскидывает руки, словно желает нас всех обнять, и с приторной улыбкой на полных губах патетично сообщает:
— Вот, мои драгоценные личинки, наше время и пришло! Спускаемся вниз. Встаём вдоль стен слева и справа от центрального входа. Стоим смирно и молча ждём гостей. Глаз не поднимаем. Руки за спину не убираем. Когда гость сделает выбор, идём за ним. Думаем только о своём предназначении и действуем так, как я вас учил. Это понятно? — в голосе появляется хорошо различимое предупреждение. Впрочем, не только в голосе. Эмоции устроителя тоже трактуются однозначно — малейшее неповиновение приведёт к наказанию. Мы все через это проходили, знаем.
Именно поэтому никто с ним не спорит. Безропотно покидаем зал, в котором провели почти сутки после выгрузки с транспортника. Спускаемся по узкой винтовой лестнице, явно вспомогательной, наверняка предназначенной только для слуг. Через низкий проём попадаем в огромный холл, который запросто вместит в себя больше тысячи империан.
Высокий сводчатый потолок, многочисленные узкие оконные проёмы, сияющие переливами рельефные колонны... Ступая по начищенному до блеска полу, эхом отражающему звуки даже наших, почти неслышных шагов, мы разделяемся и выстраиваемся вдоль стен. Гости должны видеть всех сразу. Хотя я не очень понимаю, какой в этом смысл? По-моему, намного проще было бы не глядя выдёргивать нас поштучно из группы и забирать с собой.
Пользуясь тем, что ещё есть время, я скольжу взглядом по выстроившимся в шеренгу личинкам. Бледные, с прозрачными бесцветными волосами до плеч, без бровей и ресниц, с розовыми радужками, одного роста и телосложения, со сходными чертами лиц, плоскими телами, тонкими руками и ногами, закутанные в белёсые полупрозрачные накидки... Да, любопытно, как же гости будут делать выбор? Ведь мы абсолютно идентичные внешне. Одинаковые. У нас даже имён нет. Мы все безликие и безымянные. До тех пор, пока...
Громкая речь Ашидара и гулкое эхо шагов сбивают меня с мысли и заставляют опустить глаза долу.
— Дорогие гости! Идил Зион ле’Адис, король Лорепа, оказал мне великую честь, вверив ваши желания моим заботам. И ваш покорный слуга, стремясь это доверие оправдать, отыскал самую большую редкость в нашем секторе Галактики! Да что там «секторе»! Во всей Вселенной! — Устроитель делает эффектную паузу и торжественно объявляет: — Личинки ледвару! Они станут вашими спутниками на всё время Карнавала. И благодаря их присутствию рядом этот праздник оставит в вашей памяти ярчайшие впечатления о пребывании на Лорепе! Покорнейше прошу, выбирайте!
На подобное предложение гости реагируют предсказуемо негативно.
— Что за «редкость» такая невзрачная? Зачем нам эти бесцветные малыши? — недоумевает женский голос.
— Что в них особенного? Мы отдыхать прилетели, а не нянчить детёнышей каких-то там ледвару! — возмущённо поддерживает другой.
— Правильно. Я не возьму, — категорично заявляет третий.
— Милые фиссы! Уважаемые ферты! Я понимаю, их внешний облик не слишком эффектен. Однако вы совершенно напрасно сомневаетесь и отказываетесь! Не лишайте самих себя главного удовольствия! Я не могу раскрыть секрета и озвучить, что именно вас ждёт, но, поверьте, общение с ледвару будет самым незабываемым в вашей жизни! — весьма эмоционально восклицает устроитель. В интонациях его голоса появляются плаксивые нотки отчаяния, демонстрирующие всем, насколько же он огорчён. Этого оказывается достаточно, чтобы открытое неприятие гостей перешло в колебания. Их восприятие изменяется, и теперь я вижу обувь и ноги тех, кто подходит ближе.
— А это девочка или мальчик? — задумчиво интересуется низкий хрипловатый голос. Узкий носок иссиня-чёрного сапога, появившегося в зоне моего зрительного восприятия, постукивает по каменному полу.
— Ни то и ни другое! Они бесполые, — тут же откликается устроитель, мгновенно оказываясь рядом. И столь же быстро исчезает, чтобы ответить на очередной вопрос, заданный в другой части зала.
Любопытный империанин протягивает руку и осторожно касается предплечья стоящей справа от меня личинки. Та беспрекословно шагает к нему, исчезая из моего поля зрения. Столь же быстро пропадает и другая, слева. Её после разочарованного восклицания: «Дихол! Какая разница, кого брать, если они ничем не отличаются?!» уводит за собой женщина, обутая в изящные зелёные туфельки на высоких каблучках.
Через несколько секунд я чувствую прикосновение тёплых пальцев к своему запястью. Вот и моя очередь. Прекрасно осознаю необратимость того, что сейчас происходит, а всё равно ощущение не из приятных.
Однако демонстрировать своё нежелание следовать за тем, с кем приходится контактировать впервые в жизни, чревато. Ашидар наготове. Вон какие предупреждающие волны от него исходят! И хлёсткие ментальные удары, которыми он может наградить, напрочь отбивают желание проявлять непокорность.
Потому и иду, подчиняясь руке, которая едва ощутимо сжимает моё предплечье, словно боится повредить. Чтобы не было соблазна поднять глаза и увидеть своего сопровождающего, сосредотачиваюсь на рассматривании тёмно-коричневых узких брюк, заправленных в тяжёлые высокие ботинки, доходящие до середины голени.
Далеко от зала уйти не успеваем. Неожиданно останавливаемся, и мой взгляд упирается в точно такую же обувь, принадлежащую другому империанину, оказавшемуся на нашем пути. Рядом с ним я вижу босые ступни личинки.
— Ты всё же решился? — мой спутник приветствует своего знакомого.
Вслушиваюсь в приятный тембр, радуясь тому, что он не вызывает у меня внутреннего отторжения. Чувство симпатии к тому, чьи желания теперь для тебя на первом месте, — непозволительная роскошь для ледвару. Но так хочется верить, что это возможно!
К моему удивлению, отвечает ему абсолютно такой же голос, словно я слышу эхо, отразившееся от стен.
— Мне их жалко стало. У этих малышей такой несчастный вид. Почему-то у меня ощущение, что они умрут от горя, если их никто не возьмёт.
Я чудом удерживаюсь от того, чтобы взглянуть на империан и выяснить причину необычного явления. Вот когда мы с тем, кто меня выбрал, останемся одни, тогда на него и насмотрюсь.
— Я тоже только поэтому не стал отказываться.
Меня эти слова нисколько не удивляют. Способность манипулировать чувствами других у Ашидара развита необычайно сильно. Он с лёгкостью эмоционально надавил на гостей, которые изначально не жаждали подобного развлечения.
— Сийола хоть и упрямилась, но тоже передумала, — продолжается разговор.
— Да, я видел, как Ашидар её уговаривал. Уж не знаю, какие именно приводил аргументы, но личинку она в итоге взяла.
— Убедительный субъект.
— Странный.
— Кто он такой?
— Адерианец?
— У них глаза тёмные.
— Но не лорепианин.
— При этом стал устроителем.
— И безопасники ле’Адиса это одобрили.
— Подозрительно.
— Надо выяснять.
Фразы звучат резко, отрывисто, но, несмотря на их краткость, суть мне понятна. Как и второй личинке. Мы с ней обмениваемся тревожными взглядами, потому что становится ясно — выполнять свои обязанности по отношению к беспокойным гостям, которые, вместо того чтобы развлекаться, собираются заниматься делами, будет очень непросто. А если мы не справимся, Ашидару это не понравится!
— Согласен, — подводит итог своеобразной дискуссии мой спутник и вспоминает о нашем присутствии: — А что с этими «презентами» делать? Они разумные?
— Понятия не имею. В памятке написано: «Кормить часто и следить, чтобы личинки оставались рядом». Больше никаких указаний.
— Пф-ф-ф... — натужно выдыхает империанин. — Кормить — оно как бы логично, кто ж без еды-то выживет! Но везде таскать за собой... Что за развлечение? Больше похоже на навязанную ответственность.
— Ну да, — соглашается с ним собеседник. — Какое-то сомнительное удовольствие.
— А ты вообще что-нибудь слышал о ледвару?
— Нет.
Как по команде, они замолкают, и я вновь чувствую адресованные нам взгляды. Понятно. Наведённый Ашидаром душевный порыв начал угасать, вот к ним и вернулась критичность мышления. Но... Как быстро! Обычно воздействие пару часов длится, а тут совсем немного времени прошло. И это тоже не самый благоприятный знак. Сколько же мне придётся потратить сил, если даже воздействие устроителя имело столь кратковременный эффект?!
— Как поступим? — В голосе второго империанина отчётливо распознаётся решимость немедленно докопаться до истины.
— Как, как... Никак. Будем ждать, что из этого получится, — охлаждает его пыл тот, который меня выбрал. Впрочем, скорее всего, делает он это только потому, что не хочет афишировать свои планы.
На этом их общение прекращается. Теперь уже вместе они идут в предназначенные им апартаменты, а мы неслышно шагаем следом. Широкие ступени белоснежной мраморной лестницы, сверкающий зеркальным блеском лифт, пол которого покрыт серебряным ковром, упругая дорожка такого же цвета, ведущая в корпус, отведённый прибывшей делегации... Исгреан. Надпись на пропускном пилоне я читаю с лёгкостью. За время полёта нас научили это делать.
Второй гость и его личинка исчезают в левом коридоре, а мы сворачиваем направо. Широкие створки дверей, украшенные вязью, автоматически распахиваются, и мой спутник указывает рукой вглубь помещения. Просторный холл в бежевых тонах. Огромный проём, ведущий на балкон и открывающий шикарный вид на панораму Лорепа. Яркими пятнами смотрятся на стенах вставленные в фиолетовые рамы объёмные картины. Мягкая мебель, внешне напоминающая плотно сбитые облака. Изящной резьбы деревянный столик рядом с широкой вазой, заполненной цветущими растениями.
Я замираю в центре комнаты, а исгреанин, заперев двери, подходит и останавливается совсем близко.
— Как тебя зовут?
Наконец-то он ко мне обратился! Поднимаю голову, с интересом к нему присматриваясь.
Молодой мужчина, может, и не с классически правильными чертами лица, но отнюдь не отталкивающими. Прямой нос, полноватые губы, тяжёлый подбородок. Совсем тёмные, почти чёрные волнистые волосы, падающие на лоб и виски. Карие глаза, встретившись с моими, розовыми, удивлённо расширяются и чуть затуманиваются.
— Дивария, — неожиданно произносит империанин, отвечая на свой собственный вопрос. И тут же пугается того, что сказал. Встряхивает головой, бросает на меня полный подозрений взгляд и хмурится. — Это ты мне подсказала? Я твои мысли услышал?
Ещё чего! Не умею я мысли транслировать. А имя... Это его подсознание захотело меня так назвать. Причину, по которой при первом зрительном контакте подобное желание возникает, нам не объясняли. В общем, я молчу, а гость начинает беспокоиться:
— Ты вообще меня понимаешь?
По-прежнему молча киваю. Конечно, понимаю. Но создавать колебания воздуха так, как это делает он, я не в состоянии. У меня рот для того, чтобы в него есть, а не выдыхать. А если начну носом пищать, как обычно мы делаем, когда разговариваем друг с другом, это вызовет недоумение. Или, что более вероятно, панику.
— Уже лучше, — поощряет мои действия исгреанин. — Значит, разумность у тебя всё же имеется. Ладно, раз говорить не хочешь, пойдём ужинать. Тебя, кажется, накормить нужно? Ты голодная?
И снова в голосе беспокойство. Правда, на этот раз причина совсем иная. И выясняется она, едва мы оказываемся в соседнем помещении.
— Вообще-то это не слишком этично... — Мой спутник колеблется в явном затруднении. — Я имею в виду, что у нас не принято смотреть, как кто-то ест. Может, мне выйти?
На этот раз мне приходится отрицательно помотать головой. Он должен быть рядом. Это первое правило, которое заставил нас выучить Ашидар. Проследив за тем, как я опускаюсь на стул, империанин медлит, решая, куда сесть ему.
— Но хоть кормить тебя лично мне не обязательно?
Ответ на этот вопрос я ему подсказать не могу. На этот счёт устроитель ничего не говорил.
Именно поэтому, старательно игнорируя манящие запахи и проглатывая слюну, заполняющую рот, я жду, как же он поступит.
— Приятного аппетита, — наконец кивает мне исгреанин, всё же занимая кресло напротив, а не рядом.
Поднимает крышку стола и открывает ожидающие нас блюда. Сначала он неторопливо дегустирует кулинарные шедевры, потом присматривается к тому, с каким аппетитом это делаю я, и в конце концов откладывает приборы.
— Как в тебя столько поместилось? — поражается, округляя глаза. — Ты же совсем маленькая, в два раза меньше меня, а ешь так много. Больше любого взрослого.
Конечно, много. Посмотрела бы я на него после трёх суток голодовки! Последние дни нам только пить давали, а пищи совсем не было. Причина понятна — страховался Ашидар, но есть-то всё равно хочется!
Скользнув полным сожаления взглядом по угощениям, всё ещё остающимся в наличии после моего «набега», я утаскиваю с тарелки последний кусочек невероятно вкусного мяса и медленно его прожёвываю. Приложив основательное усилие, глотаю и опускаю веки, потому что ощущение сытости расползается по телу, расслабляет и делает его безвольным.
— Устала? — слышу сочувствующий вздох, а затем шорох покидающего своё кресло империанина.
Лёгкое движение воздуха, когда он ко мне приближается, ловкие пальцы, забирающие мою вилку, и сильные руки, поднимающие меня вверх и столь же осторожно опускающие на что-то мягкое.
— Обожралась, а мне теперь тебя таскать... Вот уж точно обуза! — тихое бормотание и задумчивое: — Что же ты такое, а?
Очередное движение рядом, и я приоткрываю один глаз, чтобы убедиться в том, что гость всего лишь отошёл к окну. Закрываю снова и подтягиваю ноги к груди, сворачиваясь калачиком. Спорить с физиологией бессмысленно, а она сейчас мне приказывает только одно — спать.