Кассандра Серебряного века. Галерея портретов А. Ахматовой

Портреты и шаржи Альтмана

Как в зеркало, глядела я тревожно

На серый холст, и с каждою неделей

Все горше и страннее было сходство

Мое с моим изображеньем новым...

Анна Ахматова

Н. Альтман. Портрет А. А. Ахматовой, 1914 год. Русский музей

Знакомство художника Натана Альтмана с молодой поэтессой Анной Ахматовой состоялось в Париже в 2011 году. Анна приехала во Францию с мужем Николаем Гумилевым. Натан Альтман в это время получал в Париже художественное образование. Он дружил с художниками, которые входили в так называемую "монпарнасскую школу": Марком Шагалом, Осипом Цадкиным, Давидом Штеренбергом.

В Париже Альтман искал самого себя. Штудировал в музеях великих испанцев: Веласкеса, Сурбарана, Эль Греко. Его влекла безоглядная экспрессия и строгий анализ формы, предпринятый кубистами.

В 1913 году в артистическом подвале "Бродячая собака" он опять случайно встретился с Анной Ахматовой. Альтман был поражен ее обликом, великолепным умением нести бремя своей внезапной славы, уже придававшим этой молодой женщине, его ровеснице, нечто царственное. Когда Альтман попросил Ахматову позировать ему, она согласилась. Сначала Н.Альтман одним росчерком сделал дружеский шарж. Знаменитый портрет появился позже, когда начались долгие сеансы в мастерской-мансарде на Васильевском острове, где Анна Ахматова жила в студенческом общежитии. Альтман писал женщину футуристической эпохи, которой сродни урбанистический ритм; писал в ней уверенность в себе, здоровье, почти акробатическую гибкость фигуры. В любом портрете есть свой подтекст и скрытая драматургия. И можно только догадываться о мотивах, заставивших Альтмана переосмыслить образ Ахматовой. Когда писался этот портрет, Анна Андреевна жила в Петербурге одна, покинув Царское Село и дом Гумилева. Наступил ее окончательный разрыв с Гумилевым, и начиналась как бы другая жизнь, она испытывала чувство нового рождения, и, наверное, еще сама не представляла, какой она будет.

Портрет Натана Альтмана стал вехой в биографии и художника, и модели. Известный критик Л. Бруни писал, что "это не вещь, а веха в искусстве"… Более того, он стал одним из "портретов эпохи". "...Греческое слово "акмэ", давшее название новой литературной школе, означает "вершина", "острие". "Четки", писала Ахматова, вышли "вскоре после того, как окончилась кампания по уничтожению акмеизма". Их выход стал победой акмеизма, победой Ахматовой, триумфом "острого" стиля.

Этот триумф по-своему отражен в работе Альтмана. Острота, новизна акмеизма, острота и оригинальность звучания нового поэта плюс острота ахматовского силуэта привели Альтмана к использованию новых в русской живописи приемов кубизма. "Ритму кристаллов пейзажа, на фоне которого изображена героиня, вторят изломы фигуры, — пишет современный искусствовед. — Кубистическая “колючесть”, игра режущих плоскостей, введенная в портрет, усиливает волну утонченности, идущую от модели." (Ольга Рубинчик. "В ста зеркалах. Анна Ахматова в портретах современников").

Это один из лучших портретов Альтмана, один из тех, где его пристрастие к соединению несоединимого породило неожиданный эффект. Если опустить лирический подтекст, то портрет Ахматовой - это типично светский портрет и вместе с тем - портрет авангардистский. В таком смешении стилей есть и острота, и эстетическая оправданность." Мозаичные яркие фрагменты картины создают впечатление витража. А ниспадающие складки платья и шали подчеркивают экспрессивность образа. Вместе с тем, жесты рук и ног подчеркивают замкнутость характера Ахматовой, загадочность и непостижимость ее внутреннего мира. В портрете переданы глубокие внутренние переживания поэтессы: грусть и тревога.

Художница О. Л. Делла-Вос-Кардовская писала о работе Альтмана: "Портрет, по-моему, слишком страшный. Ахматова там какая-то зелёная, костлявая, на лице и фоне кубические плоскости, но за всем этим она похожа, похожа ужасно, как-то мерзко в каком-то отрицательном смысле…". Дочь же художницы, Е. Д. Кардовская, считает, что: "Но как ни нравится мне с художественной стороны ахматовский портрет работы моей матери, и всё же считаю, что Ахматова такая, какой её знали её друзья — поэты, поклонники тех лет, Ахматова „чётко“ передана не на этом портрете, а на портрете работы Альтмана". Альтман заострил черты Ахматовой, но Ольга Делла-Вос-Кардовская, напротив, смягчила их, передавая женственность модели и, как она писала, "духовное общение" с ней.

"Портрет Ахматовой стал сенсацией на одной из художественных выставок в Петербурге в 1915 году. Власть альтмановского портрета не только закрепила образ Ахматовой в сознании современников, но оказалась гипнотической и много лет спустя, когда уже существовали другие ее портреты, да и сама Ахматова была уже другой. Портрет помнили и через пять лет после его появления: "Знаю Вас и люблю с того дня, как увидел Ваш портрет Ахматовой", - написал В. Иванов в альбоме художника в 1920 году. Помнили и через двадцать лет. М.В. Алпатов, впервые увидевший Ахматову в 30-е годы, вспоминал все тот же портрет: "В эту минуту дверь отворилась, и в комнату вошла она сама, неслышно и легко, точно сошла с портрета Альтмана". Интересно, что сама Ахматова альтмановский портрет никогда не любила, снова и снова повторяя, что портрет Альтмана она не любит "как всякую стилизацию в искусстве". Она была нетерпима к мифологическому образу, который сложился еще в 1910-е годы и который тянулся за Ахматовой всю жизнь, хотя собственная ее судьба сложилась совсем не по этому портрету.