Катись, бывший!

Глава 1. Аня

— Я хочу видеть сына.

— Нет.

Вижу идеальную улыбку.

Внутри все скручивает от злости и ненависти к объекту моих слез в течение последних пяти лет. К мужчине, который влюбил меня в себя, а потом бросил беременную задаваться одним и тем же вопросом.

Почему он так поступил?

— Убирайся, Лазарев.

Киваю в сторону лестничного пролета, а внутри растет желание спустить гаденыша по ступенькам.

Носом вниз.

— Нет, воробушек.

Улыбка становится шире. Обнаглевшая, но чертовски красивая скотина ростом под метр девяносто втискивается в узкий проем. Рельефная туша оттесняет меня дальше в квартиру.

На заднем фоне играет заставка из мультфильма «Барбоскины», и я шумно выдыхаю раскаленный воздух из легких.

Все пропахло Евгением Лазаревым. Красивым, богатым, успешным и дерзким козлом с миллионами на счету. Каждый чертов квадратный метр источает тонкий аромат парфюма, стоимость которого страшно представить.

«Не зря мама говорит, что от золотых мальчиков одни проблемы», — мрачно проносится в голове.

Где она была раньше, когда я наткнулась на это чудо?

Прямо как в плохом анекдоте: споткнулась, упала, очнулась…

Оп! Беременна.

А мой кавалер уехал в Москву. К невесте.

О чем я узнала много позже, после десятков тысяч безуспешных попыток добиться ответа от выключенного номера.

— Лазарев, пошел вон.

Повторяю фразу в третий раз.

С момента, как сын известного бизнесмена, Александра Лазарева, появился на пороге моей временной квартиры. Весь такой уверенный, как будто его здесь триста лет ждали.

Одиссей, мать его, заблудившийся в водах чужих женских прелестей.

— Нет. Я не уйду, пока не увижу нашего сына, воробушек.

Ловлю знакомый блеск в аквамариновых глазах. Внутри все сжимается, скручивается и превращается в сосущую бездну. Приятной негой растекаются в голове воспоминания из нашего прошлого.

А результат внезапно проносится мимо меня и бросается Лазареву под ноги:

— Папочка!

Четырехлетняя ксерокопия отца решительно хватает его за ногу. Сопит, пыхтит, дергает и поднимает голову. Кудряшки забавно топорщатся, когда широкая ладонь бессознательно опускается на светлую макушку.

Между длинных пальцев проскальзывают мягкие пряди, и наш сын довольно урчит.

Я не в силах пошевелиться.

Слова душат.

Без толку кричать и возмущаться.

Они бы все равно встретились: Кирилл и его отец. Не зря мама так отговаривала нас переезжать из Краснодара в Москву.

Чувствовала.

— Привет, птенчик, — Лазарев снова давит улыбку.

Но на сей раз она не игривая, а, скорее, растерянная.

Он не знает, как поступить. Косится в мою сторону, хлопает длинными ресницами. Давит на жалость несчастным видом. Один в один Кирюшка, когда ищет помощи.

Складываю руки на груди.

Два манипулятора. Большой и малый.

— Подними! — цежу зло, и Лазарев послушно подхватывает довольного Кирилла. — Не урони, иначе что-нибудь уроню на тебя!

— Никогда.

Мотает головой, а сам загребущими лапами впивается в сына. Стискивает плюшевую пижаму, тычется в него носом. Кирилл тоже увлечен: трогает отца, ощупывает крохотными ручонками твердый подбородок.

Явно заинтригован новым знакомством.

Как еще клювик не раскрыл и не зачирикал Лазарева до смерти?

Впрочем, сын молчит ненадолго.

Едва папино лицо теряет привлекательность в детских глазах, как изо рта вырывается серьезный вопрос:

— А ты где слялся, папа?

И бровки сдвигает. Домиком. Строго так, прямо как моя мама.

— Э-э-э… Папа болел, — отвечает пришибленный Лазарев.

— Чем?

— Дурью, — бурчу невнятно.

Тут же охаю и прикрываю рот ладонью. Зря!

Гневный аквамариновый блеск прошибает с головы до ног. Становится жарко, несмотря на хлопковую футболку и домашние шорты. Взгляд Лазарева прилипает к груди, потом опускается к ногам.

Надо было захватить сковородку…

— А фто такое дурь? — интересуется любопытный Кирилл.

— Плохое слово, — мычу раздраженно.

Злюсь на себя, но в первую очередь на Лазарева.

Он во всем виноват!

— А посему ты его сказала?

— Потому что хорошие на папе закончились, — рыкаю недовольно. — Нам спать пора. Режим. Лазарев, отпусти Кирюшку и шагай… Куда ты там шел?