Кира - девушка с глазами демона

Глава 1. Кровавые шторы

Прекрасный величественный зал. Так просторно. Но я смотрел вовсе не на зал, не на стеклянный паркет, водяные разводы которого напоминали подползающих ко мне змей, не на кроваво-бордовые шторы, сползающие вниз и обрамляющие этот мертвецки-серый зал. Я смотрел на Неё. На Неё, которая сидела посреди мрака, освещённого лишь парой ламп, — в здании сгорела проводка, — и играла на скрипке спокойную мелодию. Она была так сосредоточена на игре, что даже не заметила моего прихода. Каждый её выдох будто леденил помещение. Эта девушка напоминала мне Уэнздей из «Семейки Аддамс». Она была также холодна и мрачна. Она царица, а смерть — её подданная. Кира — имя для убийцы.

— Кира, сосредоточься! Снова в облаках витаешь? Соберись! У нас выступление через неделю, — прокомандовал дирижер, видя, что девушка отстала от оркестра.

Кира дернулась, растерянно взглянула на мужчину лет сорока, потом быстро собралась с духом и начала двигать смычком в такт общей музыке. Она, наконец, заметила меня, когда мельком посмотрела на выход — я стоял у двери, опёршись о косяк. Мне тяжело стоять прямо и вообще передвигаться. Рана может открыться, и тогда я точно не выживу. По глазам видел, что девушка испугалась. Атмосфера отречённости и безучастности вокруг неё стала рассеиваться. Кира начала часто и прерывисто дышать. Она не отводила от меня свой цепкий, вязкий взгляд. Я тонул во тьме её больших карих глаз. Не смотри на меня! Я чувствую, как твой мрак пробирается и ко мне в душу. У меня мурашки по коже пошли. До чего же ты жуткая. Чёрные фраки на сцене, чёрные юбки по стульям, чёрная твоя подводка вкупе с чёрными волосами, собранными в пучок, — вы репетируете для моих похорон?

Кира, я тебя не боюсь. Я понимаю, что ты не проста. Я выведу тебя на чистую воду. Обязательно. Ты смотришь на меня и начинаешь играть быстрее, надавливая на струны сильнее, водя смычком, словно ножом по живой плоти. Ты не отводишь от меня свои чёрные, выразительные глаза.

— Кира, ты спешишь. Смотри на меня, — командует дирижёр, усердно управляя оркестром.

Когда кто-то спешит или отстаёт, или берёт не ту тональность, общая мелодия сбивается — это слышно. Я даже это слышал, хоть и ничего не понимаю в классической музыке. Больно. Она будто режет по мне. Рана дала о себе знать ноющей болью в области живота. Воспоминания живо проносятся в моей голове снова и снова.

— Кира, остановись, чёрт тебя дери! Что с тобой сегодня?! — кричал мужчина, который уже был не в силах сдерживать этого чертёнка.

Девушка бешено играла, смотря прямо мне в глаза. Она была сосредоточена как никогда. Она прожигала меня взглядом и резала смычком струны.

— Кира, стоп!
Дирижёр остановился, а вместе с ним и оркестр, который тоже недоумевал от действий этой всегда спокойной и скромной девушки. Струна лопнула. А через несколько секунд ещё две. Кира, наконец, остановилась. Она будто пребывала всё это время во сне и очнулась только сейчас.

— Пошла прочь со сцены! Вернёшься, когда спустишься на землю, — гневно закричал мужчина, краснея. Все мускулы его лица были напряжены, он натужился как индюк, отчего был смешон.

Кира, Кира. Мне нравилось это имя до тебя. Кира Найтли очень хорошенькая… то есть хорошая актриса. Ты совершенно на неё не похожа. С тобой это имя обретает новый смысл: Кира — убийца.

Девушка встала, безвольно опустив руки, будто вместо них у неё тряпица.

— Извините, Михаил Сергеевич, такого больше не повторится, — пролепетала она ангельским голосом. А голос у неё действительно был милым в противовес внешности.

— Уйди со сцены, — казалось, терпение у Михаила Сергеевича скоро кончится.

Кира виновато опустила глаза и быстро сошла со сцены и направилась… прямо ко мне. Наконец-то. Держа смычок в одной руке и скрипку в другой, она подошла ко мне вплотную. Мне пришлось выпрямиться, хотя и давалось мне это тяжело с некоторых пор. В этот момент я заметил кровь у неё на виске и на струне. Доигралась. Но Кира будто не замечала своей раны. Невозмутимая, как удав, она осматривала меня с головы до ног своим липким, высокомерным взглядом.

— Когда я играла на скрипке…- Кира задумчиво замолчала, раскрывая рот, как поломанная безвольная кукла, с удовольствием вдыхая воздух, будто он пропитан опиумом. — Мне предлагали перейти на контрабас, но он тяжёлый. И знаете, товарищ следователь, я ненавижу музыку. Всю полностью. Ненавижу.

Она без колебаний бросила окровавленную скрипку и смычок на пол и протянула руки вперёд.

— Вы пришли арестовать меня, товарищ следователь?

Голос её даже не дрогнул. Он был холоден, но мелодичен как всегда. Она выглядела совершенно спокойной и сдержанной, как и обычно — лишь трясущиеся руки выдавали её волнение. Она не улыбалась и не истерила, не просила второй шанс и не кокетничала в надежде расположить к себе внимание. Она была такой же, как и в остальные дни, только в глазах её читалось смирение со своей участью. Она будто ждала моего появления давным-давно, но я бессовестно заставил ее томиться в ожидании.

«Ты хороший человек. Мне жаль, что так получилось. Не смей умирать, слышишь меня? Не смей! Если ты умрёшь, то кто тогда меня арестует?

Эти слова я слышал, но не слушал. У меня звенело в ушах. Даже не успел понять, что произошло. Меня пронзила резкая боль вместе с её ножом. Как я мог упустить этот удар? Я же полицейский. Но она ударила меня так мгновенно, что я даже выстрелить не успел. Хотя, признаюсь, что пропустил удар я, чтобы встретить эту девушку снова.

Она говорила мне что-то, тревожно и виновато поглядывая на меня, пока осторожно укладывала моё ослабевшее тело на землю. Я ничего не мог сказать, я был поражён её поступком.

— Не умирай…

Это последнее, что я слышал сквозь шум в ушах.

Так трудно было открыть глаза. Веки невероятно тяжёлые, совсем нет сил. Потолок белый, облезлый и потрескавшийся. Не мой потолок. А где я тогда? Повернул голову в бок. Стена тоже не моя. Повернул еле слушавшуюся голову влево — Кира мирно спала на соседней койке, свернувшись в клубок. Она такая красивая, когда спит… У меня нет сил даже чтобы испугаться. Спать хочу…

— Ему стало лучше? Когда он очнётся?

— Он вчера пришёл в себя.

Два женских голоса. Один знакомый, всё тот же серьёзный и холодный.

— Он что-то рассказал?

— Пока он не может говорить, — пролепетала вторая, — Тебе пора. Меня уволят, если узнают, что ты вовсе не девушка его.

— Почему ты решила, что я не его девушка? — Кира… да, это была определенно Кира, — встревожилась.

— Когда любят, не смотрят на человека, будто хотят его сжечь.

Наступила тишина. Мне бы очень хотелось открыть глаза, но если она узнает, что я не сплю… Я думаю, это опасно.

— Мне многие говорят, что у меня глаза как у демона.

Ледяные пальцы еле заметно, даже, сказал бы, нежно дотронулись до моей щеки и прошлись до виска, немного погладив по волосам. Возможно, она заметила моё учащённое дыхание. Открыть ли мне глаза? Горячее дыхание обжигало моё ухо.

— Я буду ждать тебя. Надеюсь, ты скоро придёшь за мной, — прошептала она мне в ухо.

Я резко открыл глаза, но передо мной стояла миловидная медсестра. Осмелился я слишком поздно. У неё были шальные глаза. Кажется, она была в шоке не меньше меня.

— Это же не ваша девушка? — несмело спросила она меня, поправляя мою капельницу.

Я отрицательно мотнул головой. Не дай бог мне такую девушку. Девушку-демона.

— Меня точно уволят, — пробормотала медсестра себе под нос, а руки дрожали.
— Я никому не скажу, — улыбнулся я ей. Она ни в чём не виновата. Её просто обвели вокруг пальца, как и меня.

— Ты отстранён от этого дела, — Кирилл Андреевич в своём репертуаре. Чуть что у меня идёт не по плану, так сразу «отстранён от дела». Волнуется за меня больше, чем отец. — Год назад взявшийся за это дело следователь был убит. Я же говорил тебе не браться за него. Это всё твой юношеский максимализм и самоуверенность. Жить надоело? Волынский — это опасный человек. К нему не подберешься ни с боку, ни сзади. Лучше даже не пытайся лезть в его махинации. Отныне бумагами будешь заниматься.

— Дались мне твои бумаги. Сам с ними сиди, а я дело не брошу. Ножевое ранение меня только раззадорило, и я обнаружил там кое-что чего (кого) там не должно было быть, — усмехнулся я.

— Слышь, Шерлок Холмс, видел хоть, кто тебя пырнул? И что это за кое-что? — всё также шутя, в тон мне, продолжил Андреич. Но я знал, что он действительно беспокоится.

— Не видел я, темно было, — ты можешь оставить меня в покое? Я сам разберусь. А вот про Киру тебе не следует знать вовсе.

— Если ты помрёшь, твой папаша с меня семь шкур сдерёт, — ты скорее сам повесишься прежде, чем он это сделает.

— Ну, я же талантлив. Ну признай. Кто если не я? Ну? Через месяц я тебе и всю контору наркодилеров принесу на блюдечке и того, кто на меня покушался, — не раскисай, Андреич, я в обиду себя не дам. И не смотри на меня так снисходительно. Ты прекрасно знаешь, что я гений сыска.

Кирилл Андреевич печально вздохнул.

— Сигарета есть? Давно не курил. Из койки вставать не велят. Одна надежда на тебя, Андреич, — я умоляюще зыркнул глазами на него.

— Балда, — он снова вздохнул, но затем рассмеялся. Мой оптимизм его всегда веселил».

— Вы пришли арестовать меня, товарищ следователь?

Кира была безэмоциональна как статуя. Снаружи она выглядела отстранённо и спокойно, но внутри у неё словно бушевал ураган: руки тряслись, как у алкоголика со стажем, зрачки были расширены, как у наркомана. Даже не представляю, как она умудряется так мастерски скрывать своё состояние.

— У тебя… в-вас… кровь на виске, — я осторожно опустил её руки и, достав потрепанный носовой платок из кармана джинсов, потянулся к щеке, чтобы вытереть кровь.

Вид крови меня всегда, мягко говоря, нервировал. Считаю неуважением появляться перед человеком в таком неопрятном виде. Она, кажется, наивно приняла это за ухаживание и знак внимания, но всё же притронуться не дала. Как только я поднёс платок, девушка отмахнулась, ударив по руке. Как невежливо. Но взгляд её смягчился, и она успокоилась. Она всё же приняла мой жест за выражение симпатии. Хм, всё складывается лучше, чем я думал.

— Так вы собираетесь арестовывать меня или нет? — Кира поспешно начала рукой вытирать свою кровь, так и не приняв предложенный платок.

— У меня нет ни ордера на арест, ни спецназа за дверью, так что нет, я не собираюсь тебя арестовывать, — мягко улыбнулся я ей. — Тем более, на тебя не поступало никаких жалоб, никаких заявлений о нападении на человека. Ни от одного. Ни одного заявления, — уточнил я, то ли чтобы её успокоить, то ли наоборот, чтобы напомнить и заставить беспокоиться донельзя. Сам не понял.

Да, как я и предполагал, Кира не успокоилась, а забеспокоилась ещё больше. Она, наконец, вспомнила, что не я один пострадал в той перепалке. Она нервно сглотнула слюну и уставилась на меня уже испуганными глазами.

— Пойдем в более освещенное место, например, в кафе через дорогу? Нам многое нужно обсудить, — предложил я вежливо девушке. Это место меня угнетало своей атмосферой. Кира, впрочем, тоже.

Я пытался играть в хорошего парня, и у меня это прекрасно получалось на протяжении всей моей жизни. Но конкретно сейчас моя маска трескалась время от времени и высвобождала мою истинную натуру. Но я скоропостижно надевал новую и новую, чтобы случайно не дать пощечину Кире за проделанную дырку внутри меня. Это было крайне сложно, потому что хотелось прижать эту чертовку к стене и трясти за плечи или поцеловать… Что за мысли?

— Почему Вы просто не отведёте меня в участок и не начнёте допрашивать? Почему вы мучаете меня, товарищ следователь? — спокойный голос начал срываться на крик. Я порядком её достал своей медлительностью.

А ты права. Ожидание — это самое худшее из вещей. Ты хочешь, чтобы всё, наконец, кончилось, а я томлю тебя, не давая внятного ответа, вызывая на разговоры. Хуже наказания и не придумать. Но я не за этим пришёл.

— Мучаю? Нет, совсем нет. Я хотел просто поговорить с тобой. Как я и сказал — у меня на тебя ничего нет. Но поговорить мы обязаны. Ты же не можешь отрицать этого? — мой голос стал более настойчив в тон девушке. Но я был осторожен — не хотелось бы перейти ту грань вежливой настойчивости и грубости.

Я ещё немного побродил глазами по залу, нарочно не смотря на даму в чёрном. А потом резко перевёл взгляд прямо ей в глаза. В её большие чёрные глаза. Они были по-настоящему прекрасны. Обладательница этих очей могла быть грубой, даже жестокой, но эти прекрасные глаза никогда не врали. Кира умела скрывать свои чувства и эмоции, но глаза её, грустные и отчаянные, всегда говорили мне правду. Когда я закончу, от неё останутся только её плачущие прекрасные глаза, молящие убить их обладательницу.

Девушка почувствовала себя некомфортно от моего прямого изучающего взгляда и, потупив взор, направилась к выходу, обогнув меня. Я поднял скрипку и смычок, безразлично оставленные на полу своей хозяйкой, и провёл смычком по поверхности скрипки. То, что я играть не умею, стало понятно с первой секунды. Господи, я чуть не оглох. Я поморщился и оставил идею стать великим скрипачом. Кира обернулась на противный звук уже у выхода и усмехнулась. Она всегда была так скупа на эмоции…

Она снова заказала чашку воды. Как всегда. Я уже привык. Сам любил когда-то с двумя… нет, с тремя ложками сахара. Но она не любит. Она ненавидит этот напиток.

— Товарищ следователь… — начала она после трёх минут крайне неловкого молчания и созерцания чистого голубого неба в окне, но я её перебил:

— Почему ты не зовёшь меня по имени, Кира? — это было немного грубо и невежественно, — совершенно не в моём характере, — но меня порядком достало это прозвище. Я должен был об этом сказать.

— Я не знаю, — задумчиво ответила она.

Она знает. И я знаю. Но вслух это произносить неловко и странно. Моё имя напоминает ей её мертвого друга, хотя имена у нас не одинаковы. Но схожесть есть, не спорю. Это немного неудобная ситуация для нас обоих, но всё же я надеюсь, что она однажды назовёт меня по имени, а не по прозвищу, взятому из песни.

— Мне жаль, что так получилось, — сухо сказала она, подняв на меня свои выразительные глаза. — Если бы я могла вернуться и сделать всё иначе, я бы сделала. Но я не могу. И всё, что я могу сделать сейчас — это попросить прощения за причиненный вред и понести должное наказание.

Такие проникновенные слова, но отчеканенные таким безучастным, чёрствым голосом… Невероятный контраст! Если бы я не знал тебя так хорошо, то подумал бы, что ты бездушная машина. Но это, разумеется, не так. Ты скрываешь все свои эмоции глубоко внутри, куда даже сама с трудом можешь добраться. Скрываешь за этим холодным голосом, безэмоциональным выражением лица и жестокостью. Мне жаль тебя.

— Кира, — я деланно собрал всю свою скромную смелость и обратил на себя внимание девушки, которая была заинтригована моим порывом, — ты мне нравишься…

Не успел я договорить, как чашка Киры опрокинулась, а сама девушка, ошпаренная кипятком, вскочила с диким взглядом и начала размахивать руками. Она не знала, куда себя деть. Настолько эта фраза поразила её. Даже не знал, что произведу на неё такой сильный эффект.

— Я пойду. Мне пора. Мне надо идти, — затараторила девушка себе под нос и поспешно вышла из-за стола, всё также размахивая ошпаренными руками.

Я перехватил её за запястье, когда она обогнула стол, — жест был грубый, но иначе её было не остановить, — и повернул к себе. Она уставилась на меня, как на незнакомца. Возможно, моя маска треснула.

— Я не договорил, — тон был резок и настойчив, как бы я не старался быть джентльменом. — Ты мне нравишься, Кира, поэтому я хочу помочь тебе. Скажи, куда ты дела тело Волынского?

Взгляд девушки из растерянного превратился в яростный. Именно этот взгляд у неё был, когда она вонзала мне окровавленный нож в живот. Я ненавижу тебя, Кира.