Китагава

Последний поезд прибыл на станцию Китагава строго по графику - в четверть второго ночи. Сонный Алексей вышел на безлюдный перрон под моросящий дождь и засеменил к эскалатору.

На электронном табло мигнули цифры. И погасли под шум проносящегося мимо состава, серого с глазастыми осьминогами и головастыми человечками на боку. За два года жизни в стране Восходящего Солнца Лёха привык к подобным выходкам и чудачествам местного населения.

В спину шибанул ветер, колючий и злой. Пошатнувшийся Алексей попал ногой в лужу и выматерился на мешанине родного русского и чужого японского. Ещё бы чуток - и рухнул прямиком на рельсы.

Оставалось лишь задрать воротник куртки, поправить рюкзак и прибавить шагу.

Крыша спасла от усиливающегося дождя.

Натужно поскрипывая, недовольный эскалатор полз вверх с иностранцем. Будь неладен, этот гайдзин.

Напротив туалетов хищно разинули пасти контейнеры для мусора. Помнится, в них по вечерам любила рыться здешняя бездомная. Пять иен за мангу, пусть и зачитанную, это наглость. Больше, увы, в книжном не давали. А журналы мод вообще брали за так. Неплохой бизнес сколотили предприимчивые азиаты на нищих старичках.

У турникетов за стеклом вытянулся в струнку работник станции в фуражке и строгом тёмно-синем костюме.

Алексей достал из кармана джинсов кошелёк с «Суйкой» и стукнул по турникету. Тот пикнул и высветил оставшиеся две тысячи иен. За проезд японцы брали о-го-го.

- Ки о цукете! - бросил вдогонку работник станции.

Лёха вздрогнул. «Будь осторожен!» С чего бы это?

Ёжась, он сбежал вниз по ступенькам прямиком под негостеприимный дождь.

Слева тёмным окнами уставился «ХАК», где в дневное время продавали лекарства, шампуни и всякие продукты. Из «Фэмили Марта» справа выскочила молодая японка на шпильках с кулёчком сандвичей и онигири в руках. На кривозубую улыбку Алексей ответил ухмылкой. Некогда ему шуры-муры заводить. Расстроенная девица села на велосипед и укатила в ночь. Крутить педали, когда у тебя двенадцатисантиметровые каблуки. Краситься, стоя в переполненном вагоне, уворачиваясь от норовящего ухватить за зад престарелого чикана. Кушать ещё шевелящегося кальмара и кричать пискляво «Оиши-и!» Да, тутошние представительницы прекрасного пола удивлять умели.

Умела удивлять и захолустная станция Китагава. Здесь постоянно воняло рыбой. Хотя окрестные любители закинуть удочку зачастую возвращались с пустыми руками. И если бы не ячин в три мана, Лёха так бы и жил себе в Кавасаки, пускай там и галдели по утрам школьники. Соблазнился Китагавой - вот и нюхай теперь.

Мазнув взглядом по витрине «Фэмили Марта», Алексей не увидел ничего нового. Как всегда, какой-то отаку (на сей раз угреватый пузан) читал мангу. За прилавком суетилась молодая китаянка; ночное байто за тысячу двести иен в час помогало оплачивать учёбу в языковой школе.

Кобан встречал неизменным красным «нолём» - нет жертв за прошедшие сутки - и плакатом, с которого ухмылялся длинноволосый очкарик. За информацию о нём обещали кругленькую сумму. Сатоши Кириджима, однако, умудрялся скрываться вот уже полвека, после того как сварганенные им бомбы отправили в лучший из миров то ли восемь, то ли двенадцать соотечественников. Прошлой осенью Алексей даже попытался отыскать бунтаря-анархиста среди бомжей на Синдзюку, но спешно оставил эту неблагородную затею.

Со второго плаката смотрел фоторобот унылой старухи с огромным чемоданом на колёсиках. И кому в голову взбрело расчленить неизвестную бабку и спрятать её в камере хранения на станции? Уже год ищут преступника. Безрезультатно.

Озноб продрал одинокого иностранца, и он пошёл быстрее.

Как там у Ильфа и Петрова? Горожане рождались, чтобы побриться, остричься и умереть? Тут же японцы рождались лишь за тем, чтобы стричься, стричься и ещё раз стричься. Лёха и представить себе не мог, что в Токио будет так много парикмахерских. Даже вокруг маленькой станции Китагава их полтора десятка! Причём в трёх за услуги брали ничуть не меньше, чем в элитных салонах на Сибуе.

Заливисто прозвенел колокольчик. Хлопнула дверь. И дорогу перегородила дородная парикмахерша с длинными, выкрашенными в рыжий цвет волосами. Эту толстуху Алексей встречал регулярно. Но не посреди же ночи!

По спине побежали мурашки. Студёный ветер бесстыже ощупывал ноги и лез по ним вверх.

Остолбеневший Лёха сглотнул ком в горле. Толстуха не двигалась и не моргала. Одна рука за спиной. С неба, изрезанного проводами, глазела любопытная луна. Её отражение плескалось в лужах, сморщенных от ветра.

Воняло гнилью и рекой. И зачем переехал сюда? Жил бы себе в Кавасаки. А ещё лучше - в родной Самаре, на берегу Волги-матушки.

Губы парикмахерши расплылись в хищной улыбке. Парня прошил холод. Секундой позже бейджик на груди японки блеснул её именем «Мири Китагава».

Опять эта Китагава!

Ветер взвыл заунывно и обречённо.

Стоило толстухе вытащить из-за спины ножницы, у Алексея в венах застыла кровь. Такими кусты в самый раз подстригать, а не волосы.

На лезвиях ржавчина. Или...