Смерть. Для многих это слово имеет огромное значение. Для кого-то боль от утраты близкого человека может стать катастрофой, способной разрушить всю жизнь. Но для меня оно утратило свой смысл.
Хотя когда-то и я боялся смерти. Но многое изменилось. Меня зовут Эон — хотя, скорее, это прозвище, закрепившееся за мной. Настоящее имя я уже давно не помню. Как и большую часть своей жизни — лишь отрывки: сиротство и одиночество. Всё остальное исчезло, будто его никогда и не было. Лишь смутно припоминаю, как оказался в приюте, и тот день, когда всё в моей жизни изменилось.
Тогда мне было десять. Я был ничем непримечательным, обычным, тихим ребёнком.
Очередной день в приюте — как обычно: занятия и знакомые лица вокруг. Но всё изменилось, когда к нам пришли незнакомцы. Шесть или семь человек — точно не помню. Они были в тёмной униформе, с холодными взглядами. В их внешности было что-то зловещее, напоминавшее охранников или наёмников из боевиков, что иногда показывали нам по старому телевизору.
Они не сказали ни слова, просто стояли в стороне, пристально наблюдая. Один из детей — Шанти, мой единственный друг, — осторожно толкнул меня локтем.
— Эон, ты заметил? Они смотрят на нас, — шепнул он. Его голос был сдержан, но я слышал в нём тревогу.
— Да... Но почему? Мы что-то натворили? — ответил я, стараясь не выдавать собственного беспокойства.
Мы оба замолчали, снова пряча взгляды. Незнакомцы наблюдали за нами всю неделю, ни разу не нарушив тишину.
На восьмой день двое из них вернулись, но в этот раз всё было иначе. Воспитатели выстроили нас в ряд и начали перекличку, она шла в странном порядке, и многие имена пропускали. Я старался стоять спокойно, но сердце бешено колотилось. Вдруг раздалось моё прозвище:
— Эон!
Моего настоящего имени не было даже в документах. Дети в приюте предложили назвать меня так из-за надписи на футболке, в которой я попал туда. С трудом помню тот день, но с тех пор больше её не видел — нам выдавали униформу, а личные вещи забирали. Воспитатели тоже начали называть меня так, и я привык. Спустя ещё немного времени назвали имя моего друга.
Шанти — тот, кто первым подошёл ко мне, когда я только попал в приют. Хотя наша дружба была необычной. Каждый из нас старался превзойти другого во всём. Ночами мы спорили и хвастались, что нового выучили за день или чему научились. Но, несмотря на постоянное соперничество, мы знали: если одному понадобится помощь, другой всегда придёт на выручку.
Нас вывели из комнаты, а остальные дети остались стоять в строю, наблюдая за нами. Мы с Шанти обменялись взглядами, но никто не осмелился заговорить вслух. Впереди нас ждали чёрные машины. Мы сели в одну из них, рядом друг с другом, разделённые перегородкой от водителя.
— Эон, что происходит? — прошептал он мне, хватая за рукав.
— Понятия не имею, — пробормотал я, стараясь справиться с волнением.
Шанти нервно барабанил пальцами по коленям. Чем дольше тянулась поездка, тем спокойнее становился я: бессмысленно было волноваться, когда не знаешь, что ждёт впереди.
Я заметил, как Шанти напряжённо смотрел на меня.
— Эон, тебе не страшно? — выдавил он, голос его дрожал.
Я спокойно встретил его взгляд:
— Конечно, страшно. Но страх ничего не решит, — ответил я тихо. — Просто старайся сохранять спокойствие.
Мы ехали так долго, что я почти задремал. Когда я начал клевать носом, меня разбудил резкий стук по стеклу.
Я открыл глаза — за окном машины стоял парень, лет шестнадцати, с крепким телосложением, немного полноватый и с суровыми чертами лица. Он молча махнул рукой, жестом приказывая выйти. Я всё ещё находился в полудрёме, не до конца понимая, что происходит, но как только ступил на землю, холодный ночной воздух окончательно меня разбудил.
Нас повели к самолету, который стоял рядом. Моё сердце стучало так громко, будто его могли слышать все вокруг. Я никогда раньше не летал на самолетах.
Шанти, быстро затерялся среди незнакомых лиц. Меня охватила паника, хотелось окликнуть его, но я не осмелился. Всё, что я смог, — судорожно сжать кулаки и молча смотреть, как он исчезает в толпе. Меня направили к сидению у иллюминатора, и, едва я успел пристегнуть ремень, как почти сразу самолёт начал разгон. Весь полет я не мог оторваться от окна.
С высоты ландшафт раскинулся под нами словно карта. Бесконечные лоскуты земли, аккуратно разделённые дорогами и линиями деревьев, тянулись до самого горизонта. Это было потрясающе. Я вглядывался в каждую деталь, пытаясь отвлечься от неизбежного вопроса у меня в голове: почему выбрали нас? Почему именно меня?
Когда самолёт наконец приземлился, была уже глубокая ночь. Нас быстро вывели из самолёта и сразу же погрузили в автобус. Я оглядывался на заложенные металлическими сетками окна. Эта машина напоминает гроб, замкнутое пространство, от которого тянуло могильной сыростью и холодом. Внутри царила тяжёлая тишина, и я не видел ни одного знакомого лица.
Спустя полчаса пути мы прибыли к какому-то зданию, и каждому из нас выдали коробку с новой одеждой: чёрная футболка, тёмные джинсы и ещё один комплект: строгая чёрная рубашка, серый жилет и красный галстук.
Перед нами выступил мужчина, который разбудил меня и сопроводил к самолету, немного пухлый и хмурый, с цепким взглядом. Его голос был твёрдым: — Я — Аргус. Теперь вы под моим руководством, и отныне мои приказы — это ваш закон. Скоро вам объяснят, зачем вы здесь, а пока что подготовьтесь к вступительной церемонии. Первый комплект формы сшит по вашим меркам — наденьте его. После церемонии переоденетесь в обычную повседневную одежду.
С этими словами он указал на коробки для наших старых вещей. Мы молча пошли переодеваться в кабинках, которые стояли там, избавляясь от всего, что осталось от прежней жизни, и сцена невольно напоминала мой первый день в приюте, когда мы в той же угнетающей тишине избавлялись от своих старых вещей. Всё там в тот момент казалось таким чужим и холодным.
Отредактировано: 30.11.2024