Клуб любителей прозы в жанре "нон-фикшен"

Лорды с Болотен-стрит

Если бы троичане забили второй гол немного пораньше, то ещё неизвестно, как бы повёл себя судья. Но они забили, когда время уже истекло, и рефери бессовестно растягивал его. Однако, взглянув на безрадостную, еле плетущуюся от усталости – атакующие всегда тратят больше сил, чем защищающиеся – толпу хозяев поля, он сразу же за первым дал второй свисток, помахал в воздухе рукой – будто пиявку стряхивал – и указал на центр поля.

Игра окончена.

Пельниковский встал, сунул руки в карманы, плюнул на скамейку и шагом близким к строевому направился в судейскую. Все движения свидетельствовали о том, что теперь ему чужда нерешительность.

Удивили соперники. Не все, но многие подошли после игры и вполне искренне стали поздравлять нас. Воротчика вообще чуть не на руках носили. Приятно, но подозрительно. Только много позже я случайно узнал причину такого к нам отношения. Второй период против нас играла тоже команда клуба «Кожаный мяч» только другой возрастной категории. Старшей, естественно. Они честно отыграли и искренне удивлялись, что закатили мячей меньше, чем мы за то же время в первом тайме.

Помывшись в душе, переодевшись, с минералкой в руках мы перебрались на трибуну. На поле уже разминались соперники. Вы себе представить вряд ли сможете, какое это счастье – принять душ в знойный день, надеть чистую рубашку, потягивать прохладную газировку. А главное… быть победителем. Девчонки идут – оглядываются. Вновь пришедшим объясняя, тычут болельщики в нашу сторону. Бремя славы!

Пластовчане с южноуральцами сыграли вничью, и ушли с поля. Мы, недоумевая, ожидали пенальти, а болельщики потянулись к выходу. Но подошёл Пельниковский нетвёрдой походкой и, путаясь в словах, внёс ясность. Положение пересмотрели, и игры пройдут по круговой системе. Завтра день отдыха, а послезавтра мы играем с пластовчанами. 

- Как же так? – мне показалось, что у меня отняли уже заслуженный кубок – только что закончившаяся игра на это намекала.

Анатолий Романович посмотрел на меня пьяно-ласковым взглядом.

- Сынок, - сказал он, - если соскучился по мамке, скажи – я дам тебе денег на билет. Остальные за мной, в гостиницу.

Про гостиницу Пельмень свистанул сверх всякой меры - «Заезжим домом колхозника» называлась наша обитель. В Красном уголке вокруг бильярдного стола накидали матрасов, подушками служили наши спортивные сумки, одеял тоже не было. Постояльцы – в основном торговцы с юга, день торчали на базаре, а ночами пьянствовали в номерах, изредка выскакивая в коридор с воплями:

- Запару! Зарэжу!

Мы их быстро приструнили. Одного даже, самого ретивого, с воинственно изогнутым носом, Анатолий Романович выкинул в окошко второго этажа. Он тут же приковылял и улёгся спать – в клумбу угодил. Гонору выше крыше, а возьмёшь за шкварник:

 – Братэлла, нэ убывай!

Гнилой народец.

Устроившись, отужинали в ресторане - отпраздновали победу. Правда, рестораном он становился после девяти вечера, но интерьер-то оставался и в семь. И кухня тоже.

После ссоры с торгашами наш тренер пропал куда-то и явился под утро, изрядно уставший.

- Не кантовать, - приказал он и завалился спать, выдав Луговому сумму, которой точно хватило на завтрак и обед.

Мы были предоставлены самим себе, и я подумал, что пришло время избавиться от карманных денег. А где это лучше сделать, как не на базаре? Тем более, что плестись далеко не надо – вот он, за забором. Однако входил я в этот вертеп продавцов и покупателей скорее как ловкач и пройдоха. Таковым я хотел себя ощущать. Мне хотелось быть им. И себя-то я убедил. А как остальных?