Книга ещё не первая. Некрасавец и Нечудовище

Глава пятая. Все псы попадают в рай

«Хорошо иметь собаку,
Потому что с нею можно
Чем угодно поделиться,
Всё она поймёт»
Спектакль «Малыш и Карлсон»

— Извини, мой мальчик, но я сегодня очень занят.
— Не приставай, Мелочь: видишь, мы готовимся! У нас скоро СОВ!
— Сходите на улицу, Гарри, у меня дела.
— Отстаньте от меня, Поттер!
И вот: весь Хогвартс полон людей, а Гарри — один-одинёшенек. Он вздыхал, безрадостно плёлся по полупустым коридорам, совался в замочные скважины, чтобы подслушать урок, дышал на окна и рисовал там улыбочки, бегал за Филчем (а Филч — от него), катался на лестницах, навещал свой любимый портрет и путался у всех под ногами.
Другими словами, Гарри катастрофически тосковал (и это несмотря на зеленевшие поляны вокруг, распушившийся лес и жаркое солнце). Да что такое весна, если внутри — лютый холод!
Мартышка вскарабкалась на подоконник, чтобы снова подышать на стекло.
— Малыш Гарри! — вдруг раздался оклик неподалёку, где-то внизу. — Здравствуй!
Гарри тут же заулыбался: под окном стоял великан, и если бы тот вытянул руки и, может быть, взобрался на табуретку, то достал бы до подоконника.
— Какой большой! — снова восхитился Гарри, прижавшись носом к стеклу.
Хагрид помахал ему рукой, а затем, словно стесняясь, стал приглаживать свои пушистые волосы:
— Ты, это, занят сейчас? — неловко поинтересовался он, глядя своими глазами, похожими на жуков. — Хочешь помочь мне, а?
Гарри так обрадовался, что покивал, стучась лбом о стекло. Хагрид вначале перепугался, но затем рассмеялся своим раскатистым добрым смехом, а Гарри — хихикнул в ответ.
— Если вылупится рог, значит, я — единорог, — сочинила Мартышка на ходу, выбегая во двор и цепляясь за палец лесничего. — Вылупился, Хагрид?
Великан с улыбкой посмотрел на шишку, которой Гарри начинал гордиться.
— Ещё успеет, — пообещал он и погладил мальчика по голове.
И они зашагали в сторону хижины, ещё больше похожей на сказочную шкатулку, чем прежде.
* * *

У Гарри никогда не было зверя, которого он мог бы величать другом. Тётя Петунья тряслась над чистотой дома и терпеть не могла животных, она исподволь ненавидела бульдога тётушки Мардж (впрочем, как и Гарри, который прятал от бульдога пятки) и мечтала перетравить всех кошек соседки Фигг.
В Хогвартсе Гарри обосновался, но миссис Норрис всё равно надменно задирала свой хвост и не давалась в руки, симпатичную полосатую кошку мальчишка больше не видел (к слову, она вела уроки трансфигурации и была занята), ну, а кроме них никого в Хогвартсе не оставалось. Неслабоки говорили как-то раз про совятню, но Гарри не мог до сих пор улизнуть: ему запрещали подниматься так высоко.
А теперь — вот так просто, как будто исполняя желание Гарри — перед ним положили собаку.
Настоящую! Живую! С блошками на ушах!
Хагрид устроил её на солнышке, а затем навис над застывшим мальчишкой:
— Ты, это, присмотри за ней. Как? Я вернусь через час, а ей компания не помешает.
Гарри просветлел и обрадовался:
— Мне? За собакой?
Хагрид раздвинул бороду своей широкой улыбкой:
— За собакой.
— А она не против?
Мартышка любовно взглянула на бочонок, и тот помахал хвостом — нет, собака абсолютно точно не против такой вот компании.
— Ты её, Гарри, особо не трогай, — предупредил напоследок Хагрид, вытираясь платком. — Ей ещё немножко осталось щенков носить…
Лесничий запнулся и стал загибать пальцы на большущей руке:
— Ну, в общем, недели две, а там, глядишь, и меньше проходит, — выяснил он.
А затем он ещё о чём-то заговорил, но мальчик уже не слушал. Опустившись на колени прямо в разрытую землю, он положил руку на огромное брюхо и от восторга, кажется, задохнулся.
Собака была большая и тёплая, вовсе не злая — даром, что волкодав! Внимательно глянув на Гарри, она снова откинулась и доверчиво подставила свой живот под ладошку, а вскоре задёргала задней лапой: «Почеши меня, почеши!».
— Хулиганка! — разулыбался лесничий ещё откровеннее, так, что этого не смогла скрыть даже его борода. — Ты ей, видно, понравился, малыш Гарри!
— Ух ты!
А потом Хагрид ушёл. Он называл это «по делам», а другие — «купить опасного зверя» (например, дракона), но Гарри пока что об этом не знал.
И вот, он остался один на один с прекрасным бочонком, шерсть у которого отливала серебром, а иногда — облаками. Мелочь видела их за ушами, под лапами и возле хвоста: кажется, собаку давно не чесали, и она заросла одуванчиками, как полянка.
— Сейчас исправим, — пообещал малыш Гарри. — Про-по-лим. Прополим! Я делал это у тёти Петунии.
И вправду, так часто бывало, что братец Дадли возился с игрушками, а Гарри — с землёй и цветами.
— Однажды я даже собирал кое-что на чай, — разговорилась Мартышка, руками пользуясь как расчёской, выдирая свалявшийся пух. — Такие цветочки.
Гарри показал собаке два пальца, свёрнутые в трубочку, и та их понюхала, и лизнула.
— Я попрошу у перфессора, и он заварит тебе.
Язык у собаки был гладкий и тёплый. Гарри никогда так нежно не целовали! Он с удовольствием подставил свои ладошки, макушку и обе щеки. Вот они — звери!
Вот они каковы!..
Часом позже хулигана окликнули в холле:
— Поттер! Гарри Поттер, стой!
И Гарри узнал суровые нотки профессора МакГонагалл, но вовсе не испугался. Послушавшись, он замер у подножия лестницы и обернулся. Улыбка всё ещё озаряла его лицо.
МакГонагалл сурово его оглядела (Гарри — бессовестно сиял и сиял). Особенно ей, кажется, не понравились коленки с комьями глины.
— Вы почему такой чумазый, Поттер? — почти с отвращением вопросила она. — Вы что, упали?
— Нет, — робко потупился Гарри.
— Так почему же, позвольте узнать? — кажется, сердилась профессор, оглядывая цепочку следов поперёк вестибюля.
На самых жирных сейчас переминался мальчишка.
— Потому что у меня будут щенки! — выпалил, наконец, Гарри.
— Что, простите?
— Щенки! Шесть — или больше? — новых собак! Понимаете?
МакГонагалл не понимала. И тут Гарри прорвало, и он, подрагивая, подпрыгивая, поблёскивая глазами, выдал Минерве всю историю своих приключений. От начала и до конца.
— Собаки! Собаки! Собаки! — захлёбывался он от счастья.
— Я поняла, Поттер, всё, я поняла, — и профессор взяла Гарри за единственный чистый палец и повела вверх по лестнице, шепча заклинания.
Повела, слушая длинную несвязную речь о том, как всё-таки здорово иметь друга. Особенно, если шесть!
* * *