Говорить о любви
Я не мастак.
Ты меня извини,
Если что не так!
«Летучий корабль»
С приходом весны любовь Зверя лишь обострилась. У всех нормальных девчонок она походила бы на первую робкую почку, которую не теребят, но у Зверя любовь напоминала свежую ссадину. Она начинала вспухать, и чем ближе становились каникулы, тем больше она чесалась.
В конце концов, на всех собраниях Неслабок Зверь отсутствовала. Не так чтобы совсем, но достучаться до неё было попросту невозможно. Например, иногда она рисовала в эссе сердечки (и это нравилось только Гарри — он подрисовывал их на полях; остальные же смотрели почти с отвращением).
— Докатилась, — не выдержал как-то раз Макаронина. — И ладно бы в кого симпатичнее, а! В меня, например.
— Зверь — и влюбилась! — тоже лопнула Анна.
— Влюбилась? — навострила уши Мартышка. — В кого?
— Есть в Хогвартсе один… Профессор Заика.
— Перфессор Зайка? — переспросил Гарри.
— Не заЙка, а заИка, — поправил Синьор Макарон. — Хотя Зверь по-другому считает.
Всякая иная девчонка покраснела бы и стала отнекиваться, но Зверь лишь мечтательно улыбнулась своим ртом, похожим на решето. Рука её машинально вывела ещё пару сердечек.
— Зайка…
— Он снимет баллы, — со знанием дела подытожила Анна, — а тебя выставит из кабинета.
— И не станет он есть твои шоколадки — отдай лучше нам!
— И не карауль его в коридоре.
— И…
В общем, по их словам складывалось, что трудно это — быть первой любовью Зверя.
И действительно, профессор Квиррелл больше не знал покоя: его доставали и днём, и ночью, и бедный заика стал заикаться ещё больше, чем прежде.
— От очарования мной, — со знанием дела кивала Зверь, подкладывая в книгу профессора дохлую бабочку.
Уж где она нашла её знал, наверное, только профессор Снейп. И Гарри (он всё же научился стоять на стрёме, а не на полу).
Ах, первая любовь! Зверю казалось, что всё в профессоре замечательно. Даже тюрбан и тот — красота да загадочность! Иногда Зверь сидела на уроке и мечтала, что вот-вот, и профессор вынет оттуда букет ромашек, и подойдёт к её парте, и подарит их с пылким признанием в любви.
Когда она рассказала об этой мечте Макаронине, того чуть не стошнило. Потом, правда, он сам притащил ей сушёную розу, но Зверь намёка не поняла. Она взяла розу и подложила её профессору.
И чем пышнее цвела весна, тем нещаднее чесалась болячка у Зверя…
* * *
Дело было в мае. Зацветали кусты, солнце светило ярче, а Зверь шушукалась с Гарри на переменке. Её платиновые волосы поблёскивали, глаза — сияли, а на месте выбитого зуба уже почти вырос другой — беленький и здоровый.
Малыш Гарри мог бы сказать откровенно — подружка была красивой.
— А когда это надо? — переспросил он.
— Сегодня!
— Сего-о-одня? — задумался Гарри, ероша волосы, прямо как взрослый. — Но сегодня я занимаюсь…
Зверь так и вспыхнула:
— Я тебе хулиганить предлагаю! Хулиганить! Мальчик, да кто ты такой?
— Гарри?
— Нет, ты не Гарри! — рассердилась Зверь, вскинув нос. — Наш Гарри не ждёт приключений…
— Да?
— Он сам их находит!
Немыслимым образом это подействовало. Малыш Гарри никогда не хулиганил нарочно, но ему нравилось, что все остальные так думают.
«Репутация!» — когда-то пояснил Макаронина.
Немного помявшись, посмотрев печально в окно — на прилетающих птиц, на синее небо и на крохотную, не обещающую дождя тучку, — Мартышка вздохнула и попробовала в самый последний раз:
— А может…
— Не может!
— А если…
— Не если! Пойдёшь только ты, — не дала договорить Зверь, угадав. — Неслабоки меня засмеют и сорвут операцию.
Тут уж нельзя было не согласиться — все школьники делятся на два типа: тех, кто влюбляется, и тех, кто смеётся над ними.
Зверь поняла, что наконец победила. От удовольствия она дала кому-то пинка — Зверь обожала без повода драться, — а потом склонилась над Гарри и прошептала:
— А ещё, Мелочь, достань-ка мне сову. Ладно?
Глаза у Гарри расширились от восхищения.
«Да ведь с этого-то и стоило начинать!»
* * *
Тучка на небе вспухла и никуда не подвинулась. Настроения это не портило, но профессор Трелони — странная женщина с чердака — наверняка бы сказала: «знамение!». Только вот Гарри бы ей не поверил. А зря!
Хулиган всё утро ходил по этажам с оттопыренными карманами, что было само по себе подозрительным. Зверя это как будто бы не волновало — у неё были свои заботы, — а вот Снейп к обеду не выдержал. Проходя мимо Поттера и младшего Уизли, который что-то шептал о братьях, Северус словил Чудовище за хвост.
То есть за ухо.
— Карманы, — лаконично приказал Снейп.
Перси Уизли как ветром сдуло. Гарри взгрустнул, но всё-таки не обиделся — все здесь боялись Снейпа. Все, кроме него!
— А? — переспросила Мартышка, смело ковыряя ботинком пол.
Зельевар уже выучил некоторые повадки, а потому сразу обо всём догадался.
— Вывернуть. Ваши. Карманы.
Делать было нечего. Помявшись немного, хулиган всё же показал хлопушки, с трудом поместившиеся в карман. Ему только что подарили их братья Уизли — в дополнение к тем, что Гарри забыл в кабинете у Дамблдора.