Князь Золотой

Вступление

Новгород

Каменная лестница не скрипела, не издавала звуков, и Степан, придерживая свечу, поднялся по ней на назначенную встречу. В комнате горела лучина, едва освещая силуэт присутствующего.

- Принёс? – шёпотом спросил тот.

- Принёс, - дьяк протянул маленький пузырёк боярину Ивану Котову, - сделай как можно быстрее!

- Ты меня тут не торопи! Как смогу – так и сделаю! Где деньги?

- Вот, - сунулся ему в руки кошелёк в придачу, - потом, если всё получится, великий князь тебя отблагодарит куда сильнее!

- Пересчитывать времени нет, не московки, хотя бы?

- Обижаешь! Новгородки[1]!

- Славно! Уходи! – поторопил дьяка боярин.

Степан Ростовец, иногда зовущийся Бородатый, осторожно вышел, с оглядкой, чтобы никто не заметил его этой тёмной ночью. Пошёл прочь по безлюдным закоулкам города. Спустя несколько минут на улице оказался и Котов. Царивший мрак не успокаивал, и осторожность заставляла жаться к стенам. Таким образом дошёл он до княжеского терема с того угла, где не дежурила дружина. Постоял, прислушиваясь. Все ли спят? Постучался в низкую дверь. Никто не услышал этот нерешительный стук, но повторить его громче требовалась смелость. Иван потоптался, сомневаясь и задумываясь, а стоит ли овчинка выделки? А если поймают? А если великий князь Василий обманет? Откажется от него. Чего ради ввязался он в это? Ради денег? Нет, он и без того не беден. Было что-то ещё. Что-то большее. Усталость от нескончаемых распрей? Все выиграют, если, наконец, претендент на звание великого князя останется один. Сколько можно терпеть эти походы, разорения, убийства? Надо решаться, надо! За одни только перспективы и подарки не шло душегубство, тут какое-то оправдание нужно благородное.

Котов постучал увереннее. Ему отворил заспанный мужичок, из простых, но сытый, прикормленный при князьях, привыкший к доступности разных благ, которыми можно было незаметно пользоваться, а оттого живший в напряжении, на стороже – не пресекут ли эти неразрешённые посягательства? Набивая карман, таская с княжьего стола, долгов и вины он накопил, и избавиться от них было проще всего одним способом.

- Завтра ты Дмитрию завтрак готовишь?

- Я, боярин, кто ж ещё?

- Помнишь, о чём говорили с тобой?

Мужичок побледнел. Перекрестился.

- Неужто правда?

- А ты думал, я шутить о таком буду?

- Да ведь… я же… а ежели… поймают? Замучают насмерть!

- Не сделаешь – я тебя насмерть замучаю! – прихватив его за грудки, прошипел опасно Иван Котов и тотчас оттолкнул повара. Всучил ему недавно полученный пузырёк: - Выбора тебе никто не даёт. Сболтнёшь, струсишь, выдашь – добра не жди!

И, не прощаясь, боярин поспешил обратно, к себе, чтобы никто не поймал его возле намечающегося места преступления.

Неизвестность мутила разум. Не зная, произошло ли задуманное, получилось ли, Иван весь день был как в бреду. Пойти бы в терема и попытаться что-то разузнать, да не хватало твёрдости и отваги. Казалось, посмотрят на него, и сразу поймут, кто стоит за всем! Ладони потели, на лбу испарина, глаза к земле прячутся. «Дмитрий сам виноват, сам! Проклятый Шемяка! – уговаривал он свою совесть. – Ему говорили – прими постриг! Принял? Нет! Сам виноват. Ясно же было, что не победить ему Василия, что ж всё лез и артачился?».

Наконец, под вечер почувствовалась в Новгороде какая-то суета. Но Иван терпеливо не выходил из дома, не проявлял интереса. Уж и жена заметила, что какой-то он не такой, и дети на цыпочках ушли к себе.

Вошёл слуга с поклоном и замер.

- Ну? – не вставая со скамьи, чтобы не выглядеть нервным, кивнул боярин. – Чего пришёл?

- Там вече собирают.

- Я слышал колокол. Случилось что?

- Говорят, великий князь Дмитрий захворал!

«Великий! - хмыкнул в мыслях Иван. – Каждый из них таковым зовётся! Мнит!»

- Неужели? – кулаки Котова сжались под столом. – Что же за болезнь?

- Не ведаю! Приглашают прийти.

«Приглашают? Меня? Зачем? Заподозрили или повар уже выдал? Судить меня хотят? Я буду отрицать всё! А лучше… бежать сразу? Идти не туда, а на конюшню, хватать коня – и в Москву! Нет, если бы меня повар назвал, сразу бы за мной и пришли». Не теряя самообладания, Иван Котов встал, поправил одежду. Бросил взгляд на заглянувшую несмело жену. Полный достоинства, медленно пошёл к месту вечевого схода.

Там уже собрались самые именитые и богатые бояре Новгорода. К удовлетворению и счастью Котова, на него даже не посмотрели, оставляя ему возможность притаиться в последних рядах.

- Что, серьёзно болен Дмитрий? – спросил он у оказавшегося по соседству мужчины.

- Отравлен!

Сглотнув, Иван еле выдавил вопрос из уст:

- Как… как это поняли?

- Да повар сам себя выдал! Найти его нигде не могут, исчез – бежал. Курицу подал на завтрак отравленную. Её дали собаке попробовать – та сразу сдохла!

- А что же… великий князь?

- Плохо ему. Но, авось, нашими молитвами исцелится. Великая княгиня с наследником и дочерью у него, тоже молятся.

- Да, все мы будем молиться… - перекрестился Иван. – А если всё-таки… если… не спасётся? Что ж делать будем?

- Вот для этого тут и собрались, - постановил сосед, - решать надо!

Оболенск[2]

- Кто там, сын? – услышав топот копыт под окнами, спросил князь Семён Иванович.

Семнадцатилетний Дмитрий, для своих лет слишком высокий, рано вытянувшийся и худощавый, за что в семье его дразнили Щепой, подбежал к окну и высунулся. В лицо ударил запах трав и прямо перед носом пролетел тополиных пух. У ворот вылезал из седла незнакомец.

- Какой-то человек.

- Какой? Богато выглядит? Как одет?

- Да никак… обычный!

- Ох, ежели бы не мои глаза! От тебя, Дмитр, ничего толком не дождёшься! Выясни, что ему надо!

- Позвать сюда?

- Иди и сам спроси! Ну же! Чего стоишь? Иди!