Княжеский отбор для ведьмы-дебютантки

7. Вера Бельская

Сначала я жутко пугаюсь. А если я не смогу различать – сказал человек что-то на самом деле или всего лишь подумал об этом? А если я по ошибке отвечу на какие-то его потаенные мысли и тем самым выдам себя? И можно ли сойти с ума из-за того, что чужие мысли будут то и дело лезть в голову?

Потом я вспоминаю фильм «Чего хотят женщины», где главный герой случайно обрел способность читать чужие мысли. Он тоже на первых порах был в шоке, а потом научился использовать свой новый навык.

И хотя это было всего лишь кино, воспоминание о нём меня несколько приободряет.

А через несколько минут я понимаю, что не слышу более чужих мыслей. Наверно, я слишком увлеклась собственными. Это радует. Значит, можно отвлечься.

Пробую снова сосредоточиться на окружающих.

«Ах, неужели Никита так и не приедет на ужин?» - это уже думы кузины Софи.

А когда я улавливаю мысли молодой и разбитной горничной Аграфены, то невольно краснею – слишком уж эротические у нее фантазии.

Едва заканчивается обед, я пулей вылетаю из-за стола. Разыскиваю Кузьмича и рассказываю ему о том, что произошло. Он довольно улыбается.

– А и то ладно, графинюшка. Стало быть, уроки с его сиятельством продолжать нужно.

Я и сама думаю так же. И плевать мне на недовольство тетушки.

Следующее утро выдается дождливым, и Татьяна Андреевна наверняка воспротивилась бы моей прогулке верхом, но они с Софи после завтрака уезжают в город за какими-то хозяйственными покупками.

К мельнице мы мчимся галопом.

– Наталья Кирилловна, поостереглись бы! – урезонивает меня Захар Кузьмич. – Тропинка скользкая!

Спрыгнув с лошади у самого крыльца, я устремляюсь в кабинет Лариона Казимировича, не дав лакею возможности даже доложить о нашем прибытии.

– Чего это ты, Наталья Кирилловна, носишься как ошпаренная? – любопытствует хозяин. А глаза его хитро так поблескивают. Наверняка, он обо всём догадался и сам.

– Я научилась читать чужие мысли! – выпаливаю с порога. – Я сегодня тетушки мысли прочитала, и кузины, и нашей горничной…

Старик укоризненно качает головой:

– Свои сначала научись понимать!

– Свои? – удивляюсь я. – А разве я их не понимаю?

Он хмыкает:

– Мало кто свои мысли понимает. Вот скажи, графиня, знаешь ли ты, чего сама хочешь?

Я немного удивлена:

– Конечно, знаю! Я хочу всему тому научиться, что папа умел! Мысли читать и людей лечить.

Но старик не спешит такие намерения похвалить.

– Ну, научишься. А дальше что?

– Дальше? – переспрашиваю я.

Он нетерпеливо поясняет:

– Будешь сидеть в своей Закревке, читать мысли тетушки и лечить дворовых людей?

А я вдруг понимаю, что, действительно, толком не знаю, чего же я хочу на самом деле.

– Вот то-то же, – вздыхает Ставицкий. – Тебе бы понять нужно, что ты со своими новыми знаниям делать станешь? А ведь твой папенька еще и животным магнетизмом владел.

– Чем-чем? – не понимаю я.

– Внушение людям делать умел.

– Гипнозом???

Теперь уже он смотрит на меня непонимающе, а я догадываюсь, что слово «гипноз» еще не вошло в обиход.

– Но этому я тебя учить не буду, – твердо говорит он. – Потому что считаю, что это людям во вред идет. Да и не все такому внушению поддаются. И вот еще что запомни – прошлое отпусти. Не пытайся чужие тайны узнать. И мстить не пытайся.

Я чувствую, что краснею. Это как раз одна из моих целей – узнать, что произошло тогда в Петербурге, и попытаться восстановить честное имя графа Закревского. Правда, делать это я намереваюсь только после того, как выйду из-под тетушкиной опеки.

Я торопливо перевожу разговор на другую тему:

– А что же нужно, чтобы целебному делу научиться?

Старик отмахивается:

– Я тебя, графиня, всему, чему мог, научил. Дальше – сама.

– Нет, подождите! – нервничаю я. – Вы только мысли научили читать! А лечить-то нет!

Он, кряхтя, поднимается с лавки, манит меня пальцем и бредет к дверям. Я послушно выхожу вслед за ним.

Он спускается с крыльца, берет с земли увесистый камень и прицеливается в мирно сидящую на дереве белку. Я не успеваю даже спросить, что он собирается делать, как камень уже сбивает белку с ветки, и та падает на землю.

Я вскрикиваю и бросаюсь к раненому зверьку. Кровь течет из раны на крохотной головке.

– Зачем вы так? – слёзы текут ручьем, и я едва вижу худенькое рыжее тельце.

– Лечи! – вдруг командует Ставицкий.

– Я не умею! – кричу я.

Он пожимает плечами и разворачивается, чтобы вернуться в дом.

Я не знаю, что нужно делать. Интуитивно догадываюсь поднести руки к беличьей головке, сосредотачиваюсь. Нет, ничего не получается! Из раны продолжает течь кровь.

Но спустя пару минут вдруг чувствую какое-то странное тепло на кончиках пальцев. Касаюсь рыжей шерстки, глажу ее.

А еще через несколько минут белка вскакивает и быстро взбирается на сосну.

Я продолжаю плакать – теперь уже от счастья. Захар Кузьмич помогает мне подняться.

Я оглядываюсь – Ларион Казимирович уже скрылся за дверями. На крыльце стоит только его неприветливый лакей.

– Его сиятельство велел передать, что приезжать к нему более не надо.

Я киваю, прошу передать Ставицкому благодарность и сажусь на лошадь. Я многому научилась за эти дни, но понимаю, что это – лишь капля в море магических знаний. Возьмется ли кто-то еще учить меня им?

***

После обеда Дашутка приносит письмо.

– От княжны Бельской, ваше сиятельство! – важно сообщает она и кладет на комод аккуратно сложенный листок бумаги.

Я разворачиваю его, прыгаю взглядом по строчкам. Почерк у княжны красивый, буквы маленькие, круглые, со множеством завитушек. Я читаю, спотыкаясь на непривычных знаках. Как их там – ять, фита? Непривычно использование и некоторых вполне знакомых букв – «и» в латинском написании, с точечкой вверху, твердый знак в конце слов.