Кода

Кода

No more dragons left to slay
(строчка из "The Road To Mandalay" Робби Уильямса)

Первые лучи солнца золотят подоконник в его комнате. Он протягивает к ним руку, но тут же отдергивает. Отступает на шаг назад. Еще на шаг. И еще. Пока не упирается спиной в дверь.

Он выходит в коридор и медленно спускается по лестнице в свой старый кабинет. «Гиперион». Он снова стал его домом.

Ангел невидяще смотрит в черный монитор выключенного компьютера. Ему кажется, он слышит голоса спорящих Корди и Уэса, он поворачивает голову, ожидая, что они вот-вот войдут в комнату.

Дверь открывается.

– Пап? Я в магазин. Тебе захватить что-нибудь?

Он молча качает головой, и Коннор уходит.

Голоса из прошлого тоже молчат.

Дверь открывается вновь, тихонько скрипнув.

– Мне ничего не нужно, спа… – он замолкает, увидев, кто стоит на пороге.

– Здравствуй, Ангел.

– Баффи…

Хрупкая. Прекрасная. Повзрослевшая. Чужая.

Она улыбается незнакомой ему улыбкой. И он с удивлением понимает, что совершенно не знает эту девушку, эту женщину, что стоит перед ним. И что ничего не чувствует сейчас. К ней.

– Мне сказали, что ты мертв… Что вы все мертвы.

– Да… я был… мы были… Хотя технически, – он разводит руками, – вампиры не-мертвы. – Задумчиво покусывает нижнюю губу, пытаясь подобрать слова, чтобы объяснить. – Нам пришлось умереть. Чтобы вернуться.

– О. Даже не знаю, сочувствовать или поздравлять.

Наступившая после этого пауза все стремительнее перерастает в неловкое молчание.

– Зато я убил дракона, – с кривой ухмылкой хвастает Ангел.

Брови Баффи ползут вверх, и она громко хмыкает. Озарившая ее лицо широкая улыбка ненадолго превращает ее в девочку, что он знал много лет назад. Девочку, которую он называл своей любовью. Которую оставил. Которая умерла через два года после этого.

– Как ты? – вдруг совершенно серьезно спрашивает Баффи, с искренним беспокойством заглядывая в глаза.

Он задумывается, как ответить, но на ум не идет ничего, кроме безликого, ни о чем не говорящего:

– Хорошо. Наверное.

Так отвечают либо когда все действительно замечательно. Либо – и чаще – когда это просто дежурный ответ человеку, с которым не хочешь делиться своими демонами.

– А у тебя?

– Собираюсь сейчас узнать. – Она вдруг начинает говорить быстро-быстро: – Я в холле познакомилась со странной девушкой…

– Иллирия, – кивнув головой, больше для себя бормочет Ангел.

– …и это она мне сказала, что ты не мертв. В смысле, не не-мертв, а… в общем, сидишь в кабинете, и… Ангел, ответь мне на один вопрос. – Она запинается. Стискивает руки, будто слова даются с огромным трудом. Он выжидающе смотрит на нее. – Спайк… он… пережил?..

Ее глаза – два озера боли. Лицо мраморно бледное.

И Ангел вновь ловит себя на мысли, что не чувствует ни ревности, ни сожаления. Раздражение – да, обиду, но не ревность.

Губы не слушаются, удается выговорить только короткое «да».

Она сидит неестественно прямо и долго, не отрываясь, смотрит в пол.

– Он здесь, – наконец удается продолжить ему. – В 232.

– Здесь? – как-то по-детски беспомощно повторяет она. Резко поднимается на ноги и шагает к двери.

– Баффи? – его голос останавливает ее, когда она уже за порогом. Ответом – вопросительный взгляд. – Я ведь теперь человек.

Она с грустью смотрит на него.

– Я знаю.

Дверь бесшумно закрывается, погружая кабинет в гулкое молчание…

Ровно на пять секунд.

– Оо! Вы только посмотрите! Вновь этот хмурствующий взгляд, пронзающий сердца всех блондинок в округе!

– Ну зачем ты так? Ему сейчас нелегко.

В креслах напротив него удобно устроились две фигуры. Мужская и женская.

– Ладно, сдаюсь. Тебе – балахон и перья. Мне – дьявольское очарование. – Женщина ослепительно улыбается, Ангел удивленно открывает рот, но женщина его опережает: – Мы всего лишь спорили, кто из нас за каким плечом у тебя должен стоять. И потом, белые робы мне не идут. – Она передергивает плечами и пристально смотрит на Ангела. – Ну, что скажешь?

Тот по-прежнему только открывает рот, не в силах выдавить из себя ни звука.

– Корделия… – неуверенно произносит мужчина. – Похоже, у него шок.

– Можно подумать, он впервые видит мертвых… не-мертвых… неважно, – фыркает та. – Ангел, ты расист, или это сердечный приступ?

– Уэсли… Корди… – наконец, удается выговорить Ангелу. – Вы призраки.

– Что? Нет! – хором восклицают они.

– Мы посланники… – начинает Уэс.

– А посланников не убивают, – бойко вставляет Корди.

– Вообще-то эта фраза появилась именно потому… – голос Уэсли становится все тише под пристальным взглядом Корделии.

– Ладно, ребята, мне пора, – вдруг совершенно серьезно произносит она. И добавляет с нежной улыбкой: – Уэс, ты ведь знаешь, что я все равно тебя люблю? Ангел, я была рада увидеть тебя…

– И я… – Ангел на миг отводит взгляд, а когда вновь поднимает – в комнате только он и Уэсли.

– Почему рядом с ней я всегда чувствую себя ребенком в детском саду? – ворчит себе под нос Уэсли. И мгновенно преображается: черты лица словно бы заостряются, суровеют. – Ангел, за спорами о крыльях и трезубцах, хм… – Бывший вампир изо всех сил старается скрыть улыбку, но это плохо получается. – Мы забыли сказать, зачем нас послали к тебе. Ты больше не вампир, но частично твоя сила осталась с тобой, и…

– Я согласен, Уэсли, – перебивает его Ангел и смотрит куда-то поверх плеча собеседника. – «Расследования Ангела» официально три часа как вновь открыты. Я подумал, что не убил еще всех своих драконов.

Они обмениваются улыбками.

– Уэс, – осторожно начинает Ангел. – У меня есть вопрос по поводу пророчества и шаншу…

It seemed forever stopped today
(строчка из песни "Supreme" Робби Уильямса)

Она поднимается по лестнице, и с каждой ступенькой решимости остается все меньше. Пытается придумать, что сказать, но все слова кажутся пустыми и фальшивыми. А в голове отчего-то упорно крутится давний разговор с Ангелом. Разговор из другой жизни.