Кода

Посвящается старому другу.

Stay here
till the windows stop burning for your dreams...
From ember to inferno

Trivium.

Человеческая жизнь звучит подобно музыкальному произведению. У каждого свое вступление, первый аккорд. Человек взрослеет, его мотив обрастает семьей, друзьями, домом, работой, припевами и куплетами. Бриджи, переходы, увольнения и карьерный рост, смена мелодий сопровождает изменения в жизни, браки, разводы, переезды… Даже «шляг-фраза» у каждого своя, подобно личным ценностям и убеждениям. Жизнь полна стремлений и уверенности – песня, что называется, звучит. Пассивен и плывешь по течению – хочется выключить нудящий проигрыватель. Человек «выстрелит» и его жизнь станет настоящим хитом.

Чьи-то мысли и созидательный труд подобны классической музыке, кто-то отчаян и бесшабашен словно рок-н-ролл, другой беден и несчастен, но чист душой – это блюз. Кто-то обладает тончайшей, прекраснейшей джазовой натурой. Гении остаются в истории подобно произведениям Баха, Вивальди и Шостаковича. А кто-то живет одним жадным «попсовым» днем.

У каждого свой ритм и темп, такт и размер. Кто-то рвется в бой «Полетом Валькирии», а иной аккуратно идет по жизни «Временами года».

Но не столь важно, как ты жил, гораздо важнее как ты умрешь. Неудачное окончание музыкальной фразы может убить все впечатление о человеке, хотя и не сотрет из памяти приятные мгновения прошлого, в то время как виртуозная кода, правильный, честный поступок если и не спасет произведение, то поднимет в глазах окружающих мнение о бессмысленно прожигавшем жизнь бедолаге.

***

I’m alive – death is just a feeling

You and I swapping finitude and love for diamonds

I’m just a little pale…

«Снова концерт. Что за город? Джерси? Кливленд? Амстердам? Мадрид? А может Токио? Хотя нет, рожи в Фан-зоне все-таки европеоидные. Мерзкие такие хари. Чтоб их! Надоело все! До смерти надоело! Но ничего, это же, вроде конец тура? Скоро можно будет расслабиться. Расслабиться, бл…», - худощавый молодой мужчина, покрытый татуировками, словно тотем индейцев майя, бородатый, с длинными, спутанными волосами, втянул ровную белую дорожку и запрокинул голову, ожидая за кулисами, пока Тони окончательно затрахает всех своим драм-соло.

- Рома, наркоман ты хренов, - лицо, покрытое трехдневной щетиной, серый пиджак с закатанными рукавами, черная майка, что не особо скрывала подрастающий пивной живот, рваные джинсы. Завершали картину старомодные кеды желтого цвета. Личный агент музыканта и поэта Романа Зезерина приветливо улыбнулся и наклонился обнять старого друга. - Не забудь на похороны пригласить, когда передоз поймаешь.

- Пшел ты, - музыкант поднял глаза, - О! Вырядился как долбанный Декстер? Желтые Конверсы! Бля… Серьга в ухе. Да ты никак переметнулся! Тебя где носило? Сука, полгода, Леша!

- Я тоже рад тебя видеть, - легкая полуулыбка, что открывала любые двери, едва заметно дернулась, недобро искривилась. – Не все же с тобой нянчиться. Нам поговорить надо, - он покосился в сторону. - После концерта жду тебя в гримерке.

- Как скаж, - Роман дернул плечами. – Ты где этого роуди нашел, а? Это ж полный придурок!

Вместо ответа Алексей Шакель, человек, который всегда был хорошим агентом, пристально посмотрел подопечному в стеклянные глаза, размышляя о чем-то, развернулся и нырнул в глубь закулисных помещений.

- Педик, - прохрипел ему вслед Рома.

Свет рампы нещадно бил по глазам. От софитов сверху шел безумный жар. Толпа изливала столько энергии, что казалось, эфирные волны вот-вот собьют с ног. Пот струился по лицу, спине, груди. И эти недоумки перед сценой пытаются сломать ограждения.

“Meaning lies, alibis, pleasure of a sick donator”, - «Бесславное былое», открывающий трек второго альбома подходил к концу. Перед последним тактом Рома повел рукой. Незначительный жест, но не для группы. Правильно расценив знак, музыканты без паузы рванули в бешеный галоп заключительной композиции концерта. Песня сделала толпу еще безумней.

«Моя музыка такая громкая», - как-то уверял он ведущую радиоинтервью, - «что от низких частот женщины в зале постоянно кончают».

Все те, кто всего несколько часов назад покинул офисы, здания колледжей и университетов, свои дома, оставив там жен, мужей, детей, адекватные в обычной жизни люди сошли с ума. В диком экстазе толпа единой волной билась об ограждения сцены в такт барабанным битам. Одних трясло в припадке одержимости, словно это был не рок концерт, а пляски под бубен шамана в джунглях Амазонки. Другие рвали на себе одежду. Слэм в танцевальном партере по жестокости не уступал обычной массовой драке и грозил перерасти в массовые беспорядки.

И каждый хотел еще.

И ему было, чем их накормить. Рев гитары киловаттами звука ударял в толпу, рождая возбуждение, восторг, отметая посторонние мысли, подчиняя:

“Obey…

Pages screaming to my face,