Когда играют все

Глава первая

Можно отрицать почти все абстрактные понятия:

право, красоту, истину, добро, дух, Бога. Можно отрицать серьезность. Игру – нельзя. Но хочется того или нет,

признавая игру, признают и дух. Ибо игра, какова бы не была ее сущность, не есть нечто материальное.

Мы играем, и знаем, что мы играем, значит, мы более чем просто разумные существа, ибо игра есть занятие внеразумное.

Средневековая жизнь полна игры, движения, буйных народных игр,

полна языческих элементов, которые утратили свое сакральное значение и преобразились в чистую шутку, в пышную и чинную игру рыцарства, в утонченную игру куртуазности и целый ряд других форм.

Йохан Хейзинга. Homo ludens (Человек играющий)

Не забывайте, что и бактерии всматриваются в нас

с другой стороны микроскопа.

Афоризм, приписываемый ученым.

Потоки света восходящего солнца золотили дорогу, петляющую между холмами. Мгновения назад предрассветно серые валуны неспешно оживали в утренних лучах до медово янтарных переливов цвета. И множество желтых нарциссов вспыхивали среди свежей травы и кустарничков. Дорога вела к морю.

Боэланд пришпорил коня, оставив своих спутников немного позади. С гор веял прохладный ветерок, в синем небе запел жаворонок, и негромкая птичья трель звучала среди холмов так естественно, как если бы сама земля обрела голос.

Молодой всадник еле слышно рассмеялся. Он все-таки выжил! Пережил правление сумасшедшего папаши. И теперь сумеет удержать скипетр в руках и сохранить свою страну, как бы сейчас не было тяжело. Родная земля всегда поделится с ним силой, а преданные люди поддержат в тяжелую минуту.

Вдали послышались крики чаек. Боэланд поднял коня на дыбы, чтобы увидеть море с вершины холма. Рассветное солнце позолотило не только землю, но и водную гладь. Там у берега моря жила, как говорили, старая волшебница, чтобы встретиться с ней, король еще до рассвета покинул столицу. И сейчас предчувствие встречи с чем-то чудесным придавало его радости пьянящий оттенок.

Но он опоздал.

***

Фенелла проплакала над могилой всю ночь, под утро сил плакать уже не было. С моря подул сильный ветер. Стало холодно. Девушка плотно завернулась в длинный плащ, накинула капюшон и, еле переставляя ноги, побрела по сумрачной тропинке среди сосен вдоль берега моря. Брела она, куда глаза глядят. Возвращаться в домик, где они в последнее время жили с тетей Меланарой… нет, не с тетей – с мамой, возвращаться в тот дом сил не было. Фенелла остановилась. Меланара до последнего дня не признавалась дочери, кем она ей была, называлась тетей. Слишком сильно изуродовала женщину жизнь, слишком старой выглядела та, которую окрестные жители считали волшебницей. И вот теперь она умерла.

Солнечный свет, пробившись сквозь ветки сосен, позолотил грубую ткань плаща. Фенелла откинула капюшон, подставляя заплаканное лицо под ласковые лучи солнца. Над морем пронзительно кричали чайки. Куда ей теперь идти? Остаться рядом с ближайшей деревенькой и, подражая матери, помогать местным жителям в их промысле? День за днем ждать, пока кто-нибудь из рыбаков не прибежит к дверям ее дома с просьбой о помощи, с криком о том, что еще один селянин сорвался, пытаясь взобраться на скалу с грузом золота и драгоценных камней?

Один из отрогов горы Мерналь уходил глубоко в море. И там, за зоной прибрежных рифов, под скалами, на отмели, в русле высохшей реки, старатели, просеивая песок, находили золотые самородные слитки и драгоценные сапфиры. Вот только вернуться назад было очень сложно. Ни одна лодка не могла миновать зону прибрежных рифов. Оставался только путь вверх, на скалы. Срывались двое из каждых трех охотников за золотом, сапфирами и кораллами. Вот тогда-то местные жители и бежали за помощью к Меланаре. Она уходила в свою комнату с их глаз долой и, спустя секунду, оказывалась рядом с сорвавшимися старателями. Мать Фенеллы умела перемещаться сквозь пространство. Поэтому она в свое время в этом мире и оказалась. Переместилась сюда случайно, а обратно вернуться не сумела. Прожила здесь нелегкую жизнь, и в последние годы перед смертью вытаскивала с отмели застрявших жителей деревни «Большие буруны».

Но Фенелла себе такого унылого будущего никак не желала. Но куда же ей идти? Вот если бы Сид Оканнера вернулся, она бы знала, к кому пойти. Мама, конечно же, хотела, чтобы они держались вместе. Но где же он сейчас, этот Сид, когда его так не хватает?!

Сосновый бор остался позади, дорожка с моря вела вверх на холмистую равнину, тянущуюся на многие десятки миль по правому берегу реки Сароны. Яркое солнце припекало, Фенелла развязала тесемки плаща и медленно шла вперед, глядя под ноги, низко опустив тяжелую после бессонной ночи голову. Поэтому вылетевшие из-за поворота всадники и застали ее врасплох: с полурасстегнутым плащом, да еще и не своим, с откинутым капюшоном. Фенелла испуганно подняла голову, но тут же успокоилась, узнав того, кто оказался ближе всех. Дон Альвес де Карседа, рыцарь без страха и упрека, он никогда не позволит себе обидеть женщину.

Рыцарь пристально разглядывал замершую рядом с ним девушку. Фенелла опустила глаза, понимая, что ее светлые волосы, темно-серые, почти черные глаза и нос с горбинкой сразу выдают, что она чужестранка. Капюшон поднимать было поздно.