Когда мы встретимся вновь

Глава 23. Илья

Это было такое странное чувство. Совсем странное.

Словно время только что отмотали назад, и он вернулся ровно туда, откуда начал шесть лет назад. Сошёл с трапа и отправился туда… где она.

Ещё не понимая, что для него всё изменилось. Ведь он вдохнул всё тот же густой августовский воздух с запахами спелых яблок, что зрели в подмосковных садах. Всё также в солнечных лучах плавился в городе асфальт, уверяя, что ещё лето. Но школьные базары уже зазывали учеников и их родителей — напоминая, что скоро осень. Как в прошлом году, и позапрошлом, и все те пятнадцать лет, что Эрика была рядом.  

Он был счастлив, предвкушая скорую встречу.

Жизнь казалась бесконечной. Их любовь — вечной.

Илья и подумать не мог, что для него всё уже закончилось в тот день, когда он так и не сделал Эрике предложение.

Но сейчас… сейчас он снова был счастлив. Как тогда.

И он готов был прямо сейчас начать собирать чемодан. Где бы она ни была — он вылетит первым же рейсом. Даже больше. У него было чувство, что он уже купил билет на этот самолёт. В один конец. В страну, которой нет на карте. Которая являлась ему в снах, грезилась наяву. И он ни за что не выпустит из рук этот билет туда… где Она.

— Эй, эй, Жопень, — Илья высунул голову из полотенца, которым вытирался, и погрозил коту. Тот прижал уши, но слизывать с пола кофе не перестал. — Ну что с тобой делать, кофеман, — улыбнулся Илья и пошёл за совком, веником и тряпкой.

Он как раз закончил уборку, когда пискнула система безопасности.

— Да вяжись оно внепланово! — закатил Илья глаза, увидев на мониторе машину Насти у автоматических ворот. Он совсем забыл, что у него теперь есть девушка.

 И ему совсем не понравилось, что пришлось в спешке собирать и прятать фотографии, которые ей не стоило видеть, пока её авто добиралось серпантином поворотов к дому.

— Я же просил не приезжать, — распахнул он дверь.

— Прости. Соскучилась, — виновато сложила она бровки домиком. — Если не пустишь, я не обижусь, — она протянула вешалку, что держала на плече за спиной. — Привезла твой смокинг и поздравительную речь.

— А что корпоратив уже сегодня? — удивился он.

— Угу, — поджав губы, кивнула она. — Тридцатое.

Как быстро пронеслось время. Но как он мог не впустить Настю в дом?

С пластиковыми коробками из японского ресторанчика (она привезла им обед), с кошачьей едой в нарядных баночках в пакете она застучала каблучками в кухню.

— Я же кота уже… — протянул было Илья руку, когда она открыла кошачий корм, и махнул обречённо, — только недавно кормил.

Довольный кот снова клацал зубами, вытаскивая из миски кусочки кошачьего фу-а-гра, а Илья получил в руки пачку листов.

— Это что? — вытащил он из прозрачного файла бумагу.

— Твоя речь, — бросила Настя пальто прямо на кухонный стол.

— На десяти листах? — как по колоде карт, кончиками пальцев провёл он по уголкам.

— Я дала задание рекламщикам во всех компаниях. Получила десять разных вариантов. Выбери сам, тот, что понравится тебе.

Илья, решительным жестом перекладывая под низ листы, решил выбрать самое короткое. И вдруг замер. По центру белого прямоугольника было напечатано стихотворение:

Когда мы встретимся вновь,

Кто первым скажет: "Прости

За то, что нашу любовь

Мы не сумели спасти"?

За холод прожитых зим.

За горечь пройденных лет.

За то, что в жизни моей

Тебя по-прежнему нет.

Мне ожидание – друг,

А календарь стал врагом.

Приходят вместо подруг

Воспоминанья в мой дом.

Я никого не виню

И счёт обид не веду.

Всему и всем вопреки

Люблю, надеюсь. И жду.

Я верю, нам суждено

Из всех несказанных слов

Сказать не только "прости",

Когда мы встретимся вновь.

— Это чьё? — повернулся он к Насте и тряхнул головой, пытаясь сбросить ощущения от прочитанного, как наваждение. Он чувствовал себя так, словно кто-то залез в душу и всё, что оттуда достал, уложил в рифмы. — Кто его написал?  

— Вот дура! — выхватила Настя лист. — Попросила секретаршу просто распечатать, она и то не справилась.

Смяла бумагу, и процокав острыми каблучками, швырнула в ведро.

— Я спросил: чьё это стихотворение? — в такие моменты Илья её не узнавал. Словно та Настя, которую он знал, и эта — два разных человека, такой она становилась злой, властной, высокомерной и до тошноты напоминала ему мать.