Пейзаж за окном поезда смешивался в зелёную кашу. Последний населённый пункт проехали часа два назад, и теперь смотреть, кроме как на нескончаемое чередование деревьев, было не на что. Я заглянул в рюкзак, глянул карты, в сотый раз проверил, не напутал ли я чего с маршрутом. Было оно скорее от волнения, свойственного мне при каждом путешествии в незнакомое место, нежели от скуки, хотя и её роль умалить нельзя. Конечным пунктом моего вынужденного приключения значилась точка на карте, ибо названия у этой почти вымершей деревни попросту не было. Нет, я не любитель скрыться от цивилизации, в отличие от моего хорошего друга Владимира, большого любителя походов, а с некоторого времени и так называемого «дауншифтера». Ни девушки, ни намёков на её появление у него не было, в плане образования он выше среднего не ушёл, деньги на своё хобби месяцами копил, горбатясь на тупиковой работе. Вот, видимо, и опостылела ему жизнь настолько, что решил Володя перебраться поближе к так любимой им природе с концами. Понять его мне так и не довелось, а вот учиться писать и отправлять письма(и это-то в наше время!) пришлось, так как никакого другого способа поддерживать с ним хоть какое-то общение, что логично, не имелось. Письма я отправлял в более или менее крупный посёлок, там на всю округу одно-единственное почтовое отделение. И именно там же мне придётся выяснить, как до нужного места добраться, не приняв на себя роль лешего, так сказать. Писал он примерно раз в месяц, но вот уже несколько раз подряд традицию свою нарушал. На первый раз я не обратил на это особого внимания, мало ли, чем человек может быть занят, на второй забеспокоился, наконец, спустя три месяца молчания поехал в гости к его родителям. Встретили они меня радушно, даже тепло, постоянно причитали меж делом: «Вот Вовка не навещает нас совсем, так хоть друг его вспомнил про стариков». За чаем и обменом расспросами друг друга о жизни меня спросили, не знаю ли я, что с их сыном случилось. Оказалось, они также перестали получать от него весточки. Тут уже стало ясно, что не просто он занят. Его родители, понятное дело, к нему поехать не могли — возраст. Ну и я, собственно, ни их, переживающих за единственного ребёнка, ни выручавшего меня бессчётное количество раз друга просто кинуть не мог. Так я и снарядился на поиски Володи, хотя в глубине души надеялся, что всё закончится посиделками у него на кухне за рюмочкой чая и задушевными беседами, а не игрой в сыщика.
Я стоял у выхода под неодобрительным взглядом проводницы, когда поезд притормаживал возле бетонной платформы, чуть поодаль стояли автобусы, небольшая будка с потускневшей вывеской «Вокзал», на ступеньках сидел с безвольно свисающей головой грязный лохматый мужчина, судя по всему, выронивший валяющуюся рядом недопитую банку пива. Лишь сойдя с поезда, я сразу двинулся к тому, что местным служило вокзалом, и стоило мне приблизиться, как пьянчуга -теперь запах отчётливо подтверждал мои догадки- поднял голову, словно почуяв меня, и уставился, пытаясь, похоже, сфокусировать взгляд.
- Не местный? - Спросил он едва разборчиво.
- Нет, проездом. - Ответил я, не останавливаясь.
-Давай подскажу чего.
Я остановился у дверей, обернулся. Забулдыга дружелюбно(хотя было в этом и что-то хитрое) насколько позволяло заплывшее лицо, улыбался. Сам бы я и не догадался осведомиться у кого-то вроде него, но тут подумал, что раз этот человек в разгар дня ничем не занят, то, наверное, много чего мог видеть, слышать, знать.
- Да, мне бы вот…
- Э, погоди, - оборвал он меня, скинувшего рюкзак с плеча, на полуслове.
- Что?
- Ну вы, городские даёте! - Он хрипло рассмеялся. - На ход ноги сначала, вот что!
- Не понял, - признался я.
- На чекушку дай, чего непонятного.
И действительно, странно было ждать помощи от выпивохи даром. Я раскрыл кошелёк, вытянул пятидесятирублёвую купюру, протянул ему. Секунд десять он пристально смотрел на меня, словно ожидая большего, а потом потянулся, чуть не упав, за деньгами и сказал: «Хрен с тобой, выкладывай». Я развернул карту, подошёл ближе, ткнул пальцем в интересующее меня место.
- Вот, где-то в этой области деревня должна быть, никак не называется, народу мало, слышал о такой?
- Не, дружище, я что тебе, картограф? - Спросил он с недовольной моей глупостью интонацией.
- Ладно, чёрт с ней, с картой, про деревню-то слышал хоть?
- Да тут этих деревень вокруг, - он провёл рукой у себя над головой, - хрен пойми, какая там из них тебе нужна.
Поняв, что ничего полезного не узнать, я молча развернулся и вошёл в здание. Внутри было непривычно пусто: кроме двух кассовых окошек без работников, одинокой лавки в углу и расписания маршрутов на обшарпанной стене в этом узковатом пространстве ничего не было. Я поочерёдно заглянул туда, где должны быть сотрудники, углядев за приоткрытой дверью полноватую женщину, пьющую чай. На мои покашливания и намеренно громкие шаги она никак не реагировала, и я подумал, что привлечь внимание таким образом у меня не выйдет. Окликнуть её я не решился, чтобы случайно не вызвать неприязнь или раздражение. В конце концов, помогать мне с чем-то кроме покупки билета в обязанности не по графику обедающей сотрудницы не входит, так что я подошёл к лавке, провёл по ней ладонью, убедившись, что она не грязная, и сел в ожидании. Просидел в размышлениях о погоде, глядя на залитую палящим солнцем площадь станции, минут двадцать по ощущениям, прежде чем меня отвлекло копошение со стороны касс. Тучная женщина некоторое время усаживалась поудобнее на своём рабочем месте, а после обратилась ко мне:
- Вы чего-то хотели, молодой человек?
- Да, - проговорил я, вставая и подходя к окну, - вот у меня тут карта есть, мне нужна деревня, которая…
- Не надо мне в лицо тыкать картами, расписание автобусов для кого висит? Там и смотрите.
- Так не ходят туда автобусы, насколько мне известно, да и названия у неё нет.
- А я вам чем помогу? Чай не географ сижу тут.