Когда падают яблоки

Часть 22

Рассвет стучался в окно, ветки рябины покачивались на фоне розового неба. Валя села на кровати, в памяти плавали обрывки сна. Рыжая женщина с изумрудными глазами умоляла помочь ее дочери, а потом становилась черно–белой, застывшей, как фотография в газете. Она протягивала к Вале руку, из последних сил, и с пальцев капала вязкая черная жидкость. Валя знала, что это кровь. Весь сон был с привкусом реальности. Как и в прошлый раз. Девушка снова легла, завернулась в одеяло. Можно, конечно, съездить в Пинск, в квартиру, оставшуюся от матери, там есть компьютер с выходом в интернет, попробовать поискать информацию об убийстве, пропавших детях. Но информации мало. К тому же, она осталась одна. Нет ни мамы, ни бабушки. Ей не к кому обратиться за советом, не на кого оставить хозяйство. Как будто подслушав ее мысли, в хлеву жалобно замычала Пеструха.

– Иду–иду, – побормотала Валя, вскакивая. – Сейчас.

Она накинула кофту, вымыла руки с мылом, взяла ведро. В последнее время молока у Пеструхи было все меньше, но Вале хватало с лихвой. Девушка шла к хлеву, ускоряя шаг. Что-то не так. Курицы в курятнике, примыкавшем стенкой к коровьему стойлу, оглушительно кудахтали, петух закукарекал. Валя распахнула дверь, звякнув об нее ведром, и снова услышала раздирающее душу мычание. Она пригляделась, привыкая к темноте, и ахнула: корову обвивала черная петля. Валя включила свет и бросилась Пеструхе на выручку.

– Отпусти ее, пошел прочь!

Она разматывала черное чешуйчатое тело ужа, обвившего корову, оттаскивала его голову от истерзанного вымени. Наконец, ей удалось сбросить змею на землю, и та быстро уползла в открытые двери, избежав коровьих копыт.

– Тихо, тихо, хорошая моя, – Валя гладила корову по теплой вздрагивающей шее, слезы наворачивались ей на глаза. Уж выпил все молоко, и вымя болталось пустой тряпочкой. Соски коровы посинели и кое–где кровоточили. Девушка подогрела воды, протерла вымя, прислонилась головой к теплому боку.

– Пойдем на лужок, – сказала Валя, выводя корову из хлева, – ты покушаешь, отдохнешь, все будет хорошо.

Погода выдалась теплая, почти летняя, Валя весь день провела на огороде, копая картошку. Утренний инцидент то и дело всплывал перед глазами, и Валя сама удивлялась той злости, что охватывала ее.

– Еще раз так сделает – убью, – бормотала она. – Возьму лопату и стукну хорошенько. Ишь, что удумал. Молочка ему захотелось.

Она вонзала лопату в землю, придавливая ногой, представляя, что под сверкающим лезвием не пересохшие комья почвы, а чешуйчатая шея. Ее охватило злобное возбуждение. Это решило бы всю ее дальнейшую жизнь. Валя не сомневалась, что ее дар после такого уйдет, и она сможет жить так, как этого хотела ее мать – переедет в Пинск, поступит куда–нибудь, по вечерам будет ходить на танцы и в кино, или просто гулять по Набережной под сенью каштанов.

Валя посмотрела на гору картофеля, высыпанного на мешковине перед погребом, удовлетворенно кивнула. Предстояло еще перебрать картофель, подсушить, переносить в погреб, но большая часть работы уже сделана. Девушка поднялась на холм, охая при ходьбе – мышцы так и гудели, и замерла. Коровы на лугу не было. Валя бросилась вниз, глядя по сторонам. Вот тут трава примята, Пеструшка отдыхала. А здесь, в начале рощи, сломанный малинник. С чего ей идти в лес, она никогда туда не забредала. Валя нагнулась и подняла прилипшую к ветке чешуйку – крупную, черную, отливающую синевой. Девушка помчалась сквозь рощу. Она безошибочно находила след – поломанные ветки, клок рыжей шерсти, примятая трава. С замиранием сердца она поняла, куда уж гнал корову, и прибавила ходу. Ноги не слушались, подкашиваясь при быстром беге. Валя упала, оцарапав ладони, снова вскочила. Она прибежала к болотам, остановилась. Топкая земля быстро затягивалась, не оставляя следов.

– Пеструха! – позвала девушка. – Пеструшечка!

Тишина, прерываемая лишь комариным звоном. Валя осмотрелась. Что-то казалось ей неправильным. Пушистые зеленые кочки, кривая березка, полощущая ветви в стоялой воде, острые заросли осоки… А что это за черный холмик? Девушка подошла ближе, осторожно выбирая, куда ступить, и холм вдруг зашевелился, загудел. Туча мух поднялась вверх, закружилась, и Валя всхлипнула, прижав руки ко рту. Над болотом возвышался рыжий бок, покрытый мелкими белыми пятнами.

Девушка попятилась, оступилась, провалилась в воду. Выкарабкалась на твердую кочку, подтянула к себе ноги. Болото показалось ей незнакомым, страшным, кочки шевелились, как головы утопленников, которые приближаются, хотят утащить за собой. Листья папоротников тянулись к ногам растопыренными лапами. Валя заплакала и опрометью побежала домой.

Той ночью ей снова приснилась рыжая женщина. Валя проснулась, повторяя ее имя – Любовь Острова. Дочка Динка. Это случилось два года назад. Нехотя переставляя ноги, болевшие после вчерашней работы и безумного бега по болотам, Валя вышла во двор. Ее встретила тишина. Шорох листьев, тихая песня реки – и больше ничего. Девушка открыла дверь в курятник, уже зная, что увидит – передавленные курицы, разоренные насесты, повсюду липкий желток, скорлупа. Петух лежал на боку, загребая пыль одной лапой. Валя взяла топорик у стены и точным движением перерубила ему шею. Уж не оставил ей выбора.

Сборы не заняли много времени. Валя сложила в рюкзак смену одежды, взяла документы, деньги, проверила, достаточно ли топлива в лодке. Она закрыла ставни на окнах, заперла двери, прочитала обережный заговор. Если кто и вздумает сюда явиться, то заблудится, собьется с пути, а то и сразу передумает. Валя вытащила из сарая лодку, оттолкнулась веслом от валуна, завела мотор. Она все смотрела и смотрела на родной дом, пока он не скрылся в излучине реки, лишь тогда Валя повернулась вперед и сразу заметила знакомую рябь на воде.