Когда возвращается радуга. Книга I

Глава 1

Глава 1

– Кекем, вставай!

– Вставай, заичка!

– Давай, давай, быстро, быстро…

Ох, как же не хотелось открывать глаза! Вчера Айлин-ханум, учительница танцев, заставила Ирис трясти бёдрами не до седьмого – до семидесятого пота. И не налегке, как весь месяц до этого, когда девушки кружились в одних шароварах и прозрачных болеро, едва прикрывающих груди – а навесила уйму массивных браслетов. От щиколоток и чуть ли не до колена, от запястий и до локтей. И тяжеленных: не то, что танцевать – не пошевелишься. Оказывается, латунь была лишь сверху: изнутри же эти… кандалы, иначе не назовёшь, были залиты свинцом.

Вчерашний день, словно нарочно, был особенно жарок. Послеполуденный сад кое-как ещё сохранял остатки утренней прохлады, но сквозь густые кроны шелковиц и магнолий нет-нет, да прорывались палящие лучи, отплясывая на песчаных дорожках и на досках помоста, установленного для обучения будущих услад очей Великого султана, его гостей и приближённых. Все знали: лучшим ученицам выпадет не только великое счастье удостоиться взгляда Солнцеликого, но, возможно, и его внимания, и подарков, и фавора! Их судьба в одночасье может перемениться, как в волшебной сказке.

Одалисок за пределы Сераля почти не выпускают, участь этих прекрасных дев – вечное ожидание высочайшей милости, порой бесплодное: одних наложниц, только обучающихся высоким искусствам, ещё не представших перед Повелителем, здесь около семисот. А ведь в Верхнем гареме проживают его любимые кадины, посетить которых он, согласно закону правоверных, обязан не менее раза в неделю, и возлюбленные икбал, сумевшие угодить и понести от него. Когда-то ещё султан снизойдёт до простых девушек из Нижнего гарема, смиренно ждущих его взгляда! Да и какое расположение духа будет у него в тот момент? А то, бывало, выберет на ложе, потом лишь взглянет – и с позором отошлёт назад. Вот и томись в ожидании: месяцы, годы… Увядай, сохни от скуки; да ещё не угадаешь, чего от судьбы дождёшься.

Жизнь танцовщицы куда интереснее, чем у обычных гурий Сераля. Если её и вызывают к Солнцеликому, то лишь для того, чтобы в числе прочих таких же искусниц развеять светлейшую скуку, или просто стать прелестным фоном к его ночи с избранной. В последнем случае танцевать придётся с опущенными глазами, дабы не видеть любовных игр Повелителя, а уши затыкать воском. По рассказам опытных мастериц, их выручало то, что босыми ногами они ощущали ритм таблы – небольшого барабана, и бубна. От «слепых» и «глухих» музыкантов требовалась в такие ночи особая слаженность… Но бывало, что целый десяток-другой девушек вызывали «для показа» гостям султана, и вот тогда можно было метать из-под вуалей огненные взоры, призывно улыбаться, позволять себе чуть больше дозволенного – потому что хорошенькую танцовщицу могли предложить гостю: но не просто на ночь, а в подарок, и не в рабыни, а в жёны. Ибо Великому Хромцу известно было, что многие гяуры считают многожёнство, узаконенное Всевышним для правоверных, блудом, а гаремы – рассадниками разврата. Даря приближённым дев, султан и одаривал своей милостью – равно как и приданым, и следил за нравственностью подданных, ибо отрывал от своего сердца прелестниц не иначе, как для законного и почётного замужества.

А замужняя женщина, если только супруг её был не султан, обладала куда большей свободой, чем даже султанша. Она могла в любой момент выйти из дома – на рынок, в мечеть, встретиться с родственницами или подругами, съездить в другой город навестить родителей – с разрешения мужа, конечно, не без этого! И в то же время – позволить или не позволить супругу привести в дом новую жену; а если ему вздумается развестись – стребовав с него приданое и достойное содержание. Хорошо быть замужней и свободной!

Поэтому многие девушки в гареме мечтали стать танцовщицами. Но не все обладали талантом, грацией, и, что немаловажно – выносливостью и хорошими лёгкими. Тут уж что дано природой, то дано, а если того нет, то не будет. Вот и приходилось рвать жилы в танцах, со стороны казавшихся упоительно воздушными, но лишь долго не отпускающая потом боль в суставах и пояснице да стёртые в кровь ноги кричали о цене этой лёгкости.

…Но изуверских свинцовых браслетов не ожидал никто из учениц.

– Шевелись!

Ирис невольно вздрогнула от выкрика Айлин-ханум, ни полнотой стана, ни увесистостью чрева не напоминавшей невесомый лунный свет, в честь которого и получила однажды своё гаремное имя.

– Ах вы, лентяйки, лоботряски, лодыри! А ну, хватит топтаться! Начинайте! Свалились на мою голову, неженки! – сыпалось на головы дюжины учениц, чьи конечности оттягивались к земле фальшивой латунью. – И не спать на ходу! Кто выбьется из ритма – пять ударов по пяткам! Живей, живей!

Да ещё и отбила палочкой по спинке садовой скамейки этот самый нужный для музыкантов ритм. К счастью, как успела уловить Ирис, чуть медленнее обычного. Барабанщик тот ритм повторил неуверенно, затем твёрже. Девы привычно изогнулись, сделали первые, заметно скованные движения… и пошли, пошли в танце.

А куда деваться? Пять ударов бамбуковой палкой по пяткам – это какому-нибудь заезжему гяуру покажется смешным, да изнеженной султанской племяннице, на которую пылинке не дадут опуститься – поймают в полёте. А они, ученицы грозной Айлин, про которую говорили, что в молодости из-за её красоты сгорали на лету мотыльки – они-то очень хорошо узнали, что после пятого изощрённого удара по пяткам начинает от боли заходиться сердце, а шестого-седьмого достаточно, чтобы потерять сознание. И потом тебя притащат на ложе в твоём углу общей спальни на сто человек, волоком притащат, ибо до утра ты будешь не в состоянии ступить на ноги. Впрочем, и с утра тоже, но тогда уже придётся, через «не могу».