Когда возвращается радуга. Книга I

Глава 8

Глава 8

Страх, страх, страх...

С того самого вечера, как слетела с плеч голова опальной фаворитки Гюнез, он затаился во всех, даже самых укромных углах Сераля. Просочился под ковры, обвил тёмные ветви магнолий, испарялся, подобно коварной отраве, из розовых бутонов и пышных соцветий. Во всём: в натянутой улыбке случайно попавшегося на пути евнуха, в хмурых лицах наставниц, в бесстрастной, как у вяленой рыбины, физиономии Рашида-оглы, ничем ранее не выделявшегося из толпы себе подобных, но волею султана вдруг вознесённого на должность нового капа-агасы – во всём обитательницам Дворца Наслаждений чудился намёк на вездесущее Око, видящее их насквозь. И никто не чувствовал себя в безопасности. Даже мелкие безобидные грешки грозились отлиться крупными неприятностями.

К тому же, расползались дурные слухи. До гаремов, конечно, вопли из пыточных подвалов не долетали, но мальчики-посыльные, единственные, кому нынче удавалось заглянуть по ту сторону Врат Наслаждения в прочие дворцы ТопКапы – шептались, что уже третий день не прекращаются допросы заговорщиков. И скоро содрогнётся само небо, ибо Повелитель в страшном гневе. К счастью, круг изменников оказался не столь широк, иначе от обилия возможно пролитой крови Босфор вышел бы из берегов...

Сераль боялся дышать. Не только одалиски – простые подметальщицы потеряли сон, то и дело вздрагивая и озираясь: не идут ли по их душу страшные великаны в алых шароварах? Кто знает, вдруг... Один раз, как поговаривали старые рабыни, султан уже избавился от гарема. И неважно, что то были женщины и девушки его сверженного племянника: безопасности ради он и своего добра не пожалеет. Новых набрать недолго.

Страх, страх царил в покоях и покойчиках, залах и банях, коридорах и кладовых. Даже фонтаны высохли от страха. Работал лишь один, к вящему ужасу не только Сераля, но всего ТопКапы: Фонтан Палача. Это означало только одно: скоро в нём будет омываться от крови меч.

Прекраснейшие когда-то личики пожелтели и осунулись от сердечных переживаний. Никто не смел поднять лишний раз глаза. Какая музыка, какие танцы, игры с лентой, какие разговоры и сплетни, и прихорашивания в ожидании вечернего прихода Солнцеликого? Жизнь замерла в нездоровом оцепенении, как в пустыне в сильнейшую многолетнюю засуху... Всяк медленно и по-своему дрожал и умирал.

Пока, наконец, Нижний гарем не посетила сама валиде.

Величественная Гизем, всё ещё дивная пери в своей ускользающей красоте гаснущей луны, прошлась вдоль толпы одалисок с приветливой улыбкой, кажущейся столь неуместной, в то время как большинство девушек тряслось от напряжения. Но вот она повернулась к «цветнику» лицом, затрещал в руке знаменитый веер из пластин слоновой кости… Затрещал как-то по-особому, привлекая внимание, так что девичьи взгляды невольно устремились к этой баснословно дорогой безделушке. Заиграли на пожелтевшей от времени ажурной поверхности солнечные блики, которым, вроде, по природе своей положено играть на чём угодно, но только не на резном бивне мёртвого элефанта, слишком матовом, вбирающим, а не отталкивающим свет. И в тишине, гармонично вплетаясь в игру танцующих огоньков, зазвучал голос... нет, глас валиде-ханум.

- Мне доложили о великой печали и смущении, воцарившихся в гареме. Отчего это? Что с вами случилось, о, юные неискушённые девы из цветника сына моего?

Ирис, затаившейся на галерее, в тот момент показалось, что огоньки мелькнули и в кошачьих глазах Державной Матери, заставив сиять их жёлтыми топазами. Странная истома накатила на девушку. Но тут в щиколотку бесшумно боднулся Кизил – и наваждение пропало.

А вот у тех, кто стоял внизу и внимал сладкоголосой песне – оно, казалось, лишь усилилось.

- Разве вам нужно чего-то бояться? – продолжала величественно Гизем. – Вы всего лишь хрупкие цветки, бережно выращиваемые лучшими садовниками для услаждения вашего единственного господина. Внимайте, девы и пери! Вы хорошо меня слышите?

- Мы слушаем, о валиде! – пронёсся по рядам шёпот.

- Хорошо... Повторяйте каждая: преданность, преданность и ещё раз преданность – вот главная заповедь одалиски. А вместе с ней – верность, неподкупность, служение господину. Вот залог безопасности и долгой безмятежной жизни. Посмотрите сюда! Вы это видите?

Сложившись, веер ткнул указующе в тёмное пятно, до сих пор багровеющее на песочно-бежевом паласе неподалёку у бокового входа в гаремный зал. Только сейчас Ирис, три дня не выходившая из покоев, поняла, что пятно это – всё, что осталось от казнённой фаворитки. Всевышний, сколько же в женщине, оказывается, крови! Её замутило. Странно, что жуткие следы до сих пот никто не оттёр, что ковёр не заменили, пол не отчистили... Странно, и совсем непохоже на Злыдню, помешанную на порядке и чистоте. Почему она до сих пор не согнала сюда служанок для уборки?

Но, как показало дальнейшее, забывчивостью или безалаберностью тут и не пахло. Действо, разворачивающееся перед глазами Ирис, было продумано заблаговременно, в малейших деталях.

– Мы видим, валиде! – прошелестели девушки, лица которых были странно отрешены.

– Смотрите и запоминайте: кровь – вот плата за измену. – Голос валиде креп, набирал силу. – Негодница Гюнез, забыв о своём долге, посмела связаться с заговорщиками, решившими свергнуть Великого Султана. Им не помешал запрет на вхождение мужчин в Сераль: частью своего коварного плана они сделали подкуп женщины Солнцеликого, чтобы потом использовать в своих целях, а для этого завязали с ней переписку через слуг. Её коварства, а, возможно, и глупости хватило, чтобы ввязаться в грязную интригу. За своё предательство она принимала от них деньги и подарки; и это та, кто облечена высочайшим доверием, кто по природе своей должна была остаться твёрдой и неподкупной и, едва узнав, сообщить Повелителю о заговоре! Ещё немного – и она получила бы от заговорщиков яд; сами понимаете, для кого.