А я родился в ужасной жаре, только сейчас я понял это. А тогда, будучи еще цветочком, я считал, что расти привязанным к ветке на большой высоте под палящим солнцем, это вовсе не самое лучшее.
Скучно было быть не самим собой!
А вот бы мне отвязаться от матери-пальмы и уйти, укатится куда-нибудь!
Посмотреть, что же там хорошего есть в этом огромном мире!
Внизу по земле, из которой росла моя замечательная мать- пальма ходили двуногие и четвероногие, иногда посматривая на меня.
А я рос под жарким солнцем и матерел, покрываясь твердой коричневой коркой. И вскоре я почувствовал, что внутри меня появляется какая-то жидкость, что двуногие называли молоком.
А мать-пальма заботливо прикрывала нас своими широкими листьями от палящего солнца и от редкого дождя.
А после двуногие стали приходить все чаще и смотреть на меня. Я уже начал беспокоится за себя и своих братьев, растущих рядом.
И каждый раз мое беспокойство было все сильней.
И оказалось не напрасно.
Однажды эти злые двуногие пришли. Забрались ползком на ствол (тогда я впервые увидел на что они способны), и грубо ножом оторвали меня и братьев от родной матери- пальмы. Тогда я первый раз почувствовал боль.
А как страдала мать-пальма, не передать словами.
Она махала нам на прощание своими большими ветками сверху и плакала. Если бы не такая жара, на ее листьях появились бы слезинки.
Плакали и мы с братьями, ее дети, положенные в плетенную корзину, которую двуногие куда- то потащили. Все дальше и дальше.
А после нас грубо кинули в какой-то ящик и чем-то прикрыли сверху. Мы с братьями оказались в полной темноте. А рядом еще такие же, уже долго лежавшие в этом ящике.
Сказать, что мне страшно было? И очень даже! Я сначала вообще подумал, что я умер.
Я не мог понять, зачем они так поступили с нами! Мы же не сделали им ничего плохого!
И что теперь?
Пролежав долгое время бок о бок с другими своими братьями, мы уже смирились со своей незавидной участью. Без солнца, без матери-пальмы теперь будем прозябать в этой темнице до конца своих дней!
Пока однажды сверху не приоткрыли крышку, глянули на нас. А мы уже было оживились, обрадовавшись, что нас выпустят из темного плена.
Но, оказывается, это было лишь началом нашего личного ада.
Вскоре нас начали трясти, куда-то потащили ящик, говорили на непонятном языке. Противные двуногие! Будь у меня руки, выскочил бы из этого ящика, отлупил бы их и укатился бы обратно со своими братьями к матери- пальме!
Но рук у меня не было.
Нас трясли долго. То несли, то везли куда-то.
Неожиданно стало очень холодно. Настолько, что у меня даже мурашки побежали по моей загрубевшей коричневой коже, превратившейся в скорлупу, и волокна на ней встали дыбом.
Я весь продрог до самой мякоти.
- Да что же с нами делают?!- воскликнул я в надежде, что меня хотя бы поддержат мои братья.
- Молчи кокос! – проворчал один из старых, - А то тебя выкинут прямо на дороге. Говорят, где-то далеко, куда увозят наших братьев, есть земля, где нет палящего солнца и проливных дождей. Кокос бережно кладут на красивую полку, делая интересное освещение. И все ходят любуются на него.
Неужели ты не хочешь быть таким знаменитым, чтоб все глядели на тебя с восхищением, трогали тебя, осматривали со всех сторон? Такого внимания на матери-пальме ты бы не увидел никогда в жизни. Так что не грусти и не думай о плохом! Нас всех везут в кокосовый рай! В новую счастливую жизнь!
Старый орех оказался прав. После долгой тряски и перекладывания меня и моих братьев из ящика в ящик, нас все же разделили. Двуногий выбрал несколько из нас, как он сказал, самых красивых, остальных отправил в цех на переработку.
А меня и еще двоих братьев еще немного потрясли уже в другом ящике. У меня кружилась голова от всего этого.
Но оно все же того стоило.
А двуногий, который притащил нас в какое-то полутемное помещение без единой капли солнца, положил в небольшую плетеную корзину, поставил на полку, предварительно погладив нас и восхищаясь нашей красотой, и зажег разноцветные лампочки над нашими головами.
Ласково обозвав нас мордочками обезьянки, он дал нам имена. Меня назвали Боб, а моих братьев Жорж и Дик.
Прав оказался старый орех! На нас троих ходили и любовались. Иногда даже сам двуногий поглаживал мои волокна на скорлупе.
А как же я испугался первой вспышки!
Другие двуногие, которым мы с Жоржем и Диком понравились, решили нас сфотографировать.
Это слово я узнал уже позже.
А тогда мне реально стало страшно. Я бы спрятался! Но некуда было деться из этой корзины. А лишь покрепче прижался к братьям.
А после таких вспышек было много, и я привык к этому. Они мне даже стали нравится.
И все же какой я красавец, оказывается!
Многие хотели оставить на память мое фото в этом баре.
А это слово я тоже узнал уже потом, не сразу.
А после еще фотографировали нас и рядом лежащих бананов. Но те долго не лежали. Мы даже не успевали подружиться. Их наваливали кучей друг на дружку, что некоторые даже начинали болеть, увозили быстро, и после привозили других.
Интересно куда? Может существует где-то банановый рай, куда их и отправляют, как и нас, разлучив с матерью-пальмой, и притащивши сюда после долгой тряски? Хотелось бы мне на него посмотреть!
И я подставлял то один бок, то другой под вспышки фотокамеры, к которым я уже привык.
И смотрел на себя и на братьев в мутное полупрозрачное зеркало на стене. И любовался собой! Я был так горд! Какой я все же красавец! А сколько внимания!
Прав оказался старый орех! Мне все очень даже нравилось, так, что я почти забыл о матери- пальме, вырастившей нас и заботливо прикрывавшей своими огромными листьями.
Интересно, а куда отправили его и остальных? В этом цеху (странное название), тоже такой же рай для кокосов? Или еще что-то покруче?