Кольцо Уробороса

Кольцо Уробороса

Тёмные стены давят. Потолок, уходящий в бесконечность тьмы, будто готов обрушиться на неё. Усталость берёт своё. Голод истощает тело. Она падает там, где стоит, роняя злые слёзы бессилия. Себя хочется бить по щекам и обвинять. Во всём. Во всех неверных поворотах в жизни, что привели её сюда. Темница, словно гротескное чудовище, подзывает. Впереди звучит лязг цепей. Здесь её бег закончится. Снова. Все пути отрезаны. Но хуже всего, что Он идёт неспешно, растягивает удовольствие. Он позволяет себе злорадные реплики, в которых притворно сожалеет, что в этот раз она так сплоховала. Игра начиналась прекрасно, но так быстро завершилась неотвратимым поражением.

«Монстр!» — зло и бессильно шепчут губы.

— А теперь, моя зверушка, пришло время лучшей части моей победы! — шепчет он, внезапно оказавшись за её спиной, и легко, словно котёнка, тащит вперёд. Туда, где ждёт только боль. До безумия много боли…

Тавия с криком просыпается на роскошных шёлковых простынях и сонно потягивается. Множество мягких подушек под ней создают ощущение нежного облака. Надушенный балдахин окутывает её цветочными ароматами. В спальне светло. Плотные дорогие шторы, пошитые лучшими мастерами Балдура, плотно закрывают окно, чтобы ни один дерзкий луч солнца не посмел потревожить её покой.

Окна всегда заперты. Лишь самые невероятно узкие можно открыть.

Холодное сердце вампирского отродья безумно колотится, словно живое. Кин-нектар стремительно бежит по венам, не позволяя полностью отойти от кошмара. Несколько минут уходит на то, чтобы обнять плечи руками и напомнить себе, что это лишь дневной кошмар. Ничего реального в нём нет. Только налипшие друг на друга ужасы, что она вынесла на своих плечах, пока шла от Изумрудной Рощи и до Врат Балдура. Тавия вспоминает те времена с улыбкой. Хорошего было больше, чем плохого, пусть теперь никто не зовёт её, как раньше, Тав. Она рывком отбрасывает в сторону одеяло и немного ёжится от ощущения подступившего холода.

Одиночество в огромной спальне чувствуется особенно гнетуще. Тав идёт к окну. Во Вратах Балдура кипит жизнь. Большой город ни на секунду не засыпает. Солнце чуть отклонилось от зенита. До закатала ещё много часов. Надо бы вернуться в постель. Но Тавия позволяет себе полюбоваться золотыми листьями, так изящно кружащими на ветру. В Балдуре такая красивая осень! Вот бы Астарион хоть раз отпустил её погулять по узким каменным улицам милого города.

Тав переводит взгляд на свою руку, словно ожидая увидеть на ней ответ на неозвученные вопросы. На безымянном пальце фамильный перстень Зарр. Один из трофеев, что Астарион оставил себе вместе с дворцом. Второй такой у него. Их всего пара. Угловатый, в некотором роде изящный. Тускло поблёскивающий белым золотом с маленьким алым камнем посередине. Уже и не вспомнить, когда Астарион подарил ей его. Но едва кольцо оказалось на пальце — о прогулках пришлось забыть. Она стала наложницей вознесённого вампира. Не слишком гордый статус, но она счастлива. Под крылышком любимого мир простой и понятный.

Она возвращается в постель. На глаза попадается розовая склянка на прикроватном столике. Кошмары давно не дают покоя. Астарион нашёл решение, но после выпитого она становится вялой на добрую половину ночи. И всё же кошмар хуже вялости. Немного подумав, Тавия выпивает половину склянки. Сон свинцовой подушкой придавливает её к постели. Мир растворяется в непроглядной тьме.

Над ней нависает тёмная холодная тень. Тавия не торопится открывать глаза, лишь игриво улыбается, когда знакомая каждой линией рука гладит её по волосам. Она продолжает притворяться спящей, когда чувствует тёплое прикосновение губ к виску. Тогда её улыбка становится шире, а глаза открываются. Над ней нависает её супруг, её любовь, её вечный спутник в жизни и после неё.

— А вот и моё маленькое отродье. Такое милое и сонное, — сладко воркует Астарион над ней, усаживаясь на кровать.

В его словах скользит медовая сладость. Он улыбается так, что у неё замирает сердце. Он тянет к ней руки и притягивает её в свои объятия. Она ложится на его колени, словно котёнок и, дополняя образ, мурлыкает. В сонных глазах проскальзывает его образ, что она рисовала вечерами в лагере, но решилась подарить только тот портрет, который сама назвала лучшим. Он заботливо её обнимает, зарываясь лицом в её волосы и под хихиканье шумно вдыхает аромат её волос.

Его прикосновения собственнические, но всё ещё сохранившие нежность. Глаза лорда вампиров уже не смотрят на Тав с трепетом и недоверчивой любовью. Рубиновый взгляд царапает обожанием собственности. Холодной и уверенной. Так смотрят на бесконечно любимую вещицу, восторженно радуясь, что добыча наконец попала в когти. Ритуал нечестивого вознесения перечеркнул невыносимую вампирскую жажду, но взрастил в Астарионе жадность. Жадность до власти и обладания. Они отточились до немыслимой остроты и ранили всякого, кто пытался напомнить Астариону о существовании других радостей.

Но Тавия привыкла. Она с бесконечным терпением любящей женщины продолжала тянуться к его сердцу, отдавая саму себя без остатка. Не сопротивлялась, не перечила и не спорила. Позволила Астариону сделать с собой всё, что он хотел, чтобы его жадность хоть на толику стихла в отношении её. Чтобы его ревность погасла, объятая уверенностью, что она абсолютно, до самого последнего волоска, принадлежит ему, никогда его не покинет и не разлюбит. Что можно ослабить когтистую хватку и в короткие моменты с ней позволить себе снять фальшивое обличье. Стать собой.

Тавия привыкла, что он больше не называет её милыми прозвищами или её коротким именем Тав, ограничиваясь лишь двумя словами — «отродье» или «зверушка», оправдывая Астариона тем, что он вечно в делах, заняв среди аристократов нишу, которая когда-то принадлежала Касадору. Она привыкла оставаться в тени Астариона. Привыкла, что её существование становилось день ото дня всё незначительнее. Привыкла к забывшим её друзьям. Привыкла к бесцельности любой прогулки, оставаясь всё чаще во дворце. Привыкла…