Колдунья

Колдунья

Колдунова избушка под старой ольхой казалась неживой, заброшенной. Поленница дров развалилась и лежала неаккуратной кучей, забор и вовсе одно название. Если бы не деловито выпорхнувшая из-за угла черная курица, а следом важно вышагнувший за ней черный петух, Ольда уже давно повернула бы прочь. Но птица, пусть и смоляная, сатанинского окраса, успокоила.

Нечисть бы с птицей не ужилась. Значит, человек избу срубил, пусть и колдун, тот, кто говорил с зеркалами, кто воду читал, ел кладбищенскую землю сырьём и в огне сердце закалил.

А с человеком можно договориться. И расплатиться не бессмертной душой, а звонкой монетой, – Ольда покрепче прижала к груди мешочек с серебрянами. Выдохнула, подошла к двери и тихонько постучала. Дверь была старая, чуть спавшая с низшей петли. Окно заколочено, но нос уловил знакомый запах – в доме явно недавно топили печь.

Хотя какая ж печь, если дым из трубы не идёт? Да и трубы-то нет?!

- Ууу, бесово отродье, – сердито пробурчала Ольда себе под нос и толкнула дверь. Левой рукой нащупала в котомке обмотанный тряпицей отцовский охотничий нож.

Все ж таки незамужняя девица на выданье, а колдун, что избу на краю леса облюбовал, брешут, мужчина. Да не древний старец, а молодой ещё, чернявый и лицом не так уж страшен. Кое-кто и вовсе болтал, что весьма хорош.

Вот ведь странность – кого ни спроси, никто к колдуну не хаживал, пресветлая божья мать упаси, а все всё разглядеть умудрились – и глаза разноцветные, один серый, один зелёный, и черные волосья, и нос с интригующей горбинкой, и ямочки на щеках.

Ну да что с них, с баб деревенских взять! Она-то не за ямочками пришла.

Дело есть.

Ольда толкнула дверь, ожидая зловещего скрипа или, скорее, что дверь попросту не откроется. Но нет, открылась, мол, входи, гостья незваная, да так ли легко будет выйти? Однако колебалась Ольда недолго: под крышей с густого шмотка паутины на длинной белесой нити до уровня её глаз спустился шустрый паук, чёрный, жирный, но резвый. Ольда тихонько взвизгнула, отшатнулась, и сделала шаг вперёд. И тут же завизжала во весь голос, почувствовав, что к лицу прижалась что-то липкое.

- Не блажи!

Голос, несомненно принадлежащий женщине, ворчливые, насквозь будничные интонации напрочь прогнали страх, Ольда перестала жмуриться и открыла глаза.

Отлепила от лица и груди свисавшие с потолка липкие ленты, брезгливо отбросила – на другой их стороне оказалось вдоволь приклеившихся мух и другой мошкары. В центре пустой просторной избы стояла самая настоящая ведьма: в длинной темной юбке, повязанном поверх нелепом цветастом переднике, с густой гривой рыжих волос, на которых каким-то чудом крепилась высокая шляпа конусом. Насчёт ямочек Ольда ничего не могла сказать, но глаза у женщины были зеленые, оба. И нос скорее курносый, безо всякой горбинки.

Ох, врёт молва...

- А к-колдун где?! – тупо спросила Ольда и потрогала нос, казалось, все ещё липкий после мушиной ловушки.

- Я за него, – сообщила женщина и чихнула. Ольда внезапно поняла, что она совсем молодая, едва ли на несколько лет старше ее самой. Осмелев, сделала шаг. Осмотрелась внимательнее. Склянки, видимо, с порошками и зельями, расставлены на полках вдоль стен. Пучки трав, сушеные грибы на нитках свисают в углах.

Паутина. Кипящий котел, издававший на удивление вкусный запах, скорее напоминавший мясную похлёбку, нежели колдовское зелье. Огонь был совершенно поразительный, колдовской: зелёный и не дымил.

Вот уж чудеса…

Кажется, Ольда пришла не вовремя: колдунья явно собиралась заняться приборкой: рукава закатаны по локоть, под ногами ведро, а на прислоненную к стене метлу намотана тряпка.

- Ну, – недовольно проворчала колдунья и опять чихнула. – Чего тебе надо-то? Долго стоять будешь? Корни пустишь. А у меня вода стынет.

Ольда сглотнула, вся решимость ее вдруг покинула. Она не без труда достала из котомки увесистый мешочек и вытянула руку:

- Вот!

Ведьма скосила глаза.

- И?

- Тринадцать серебрянов, как положено. А ещё… вот.

- А это чего? – выпучилась ведьма на лежащую на белом платке срезанную прядь тёмно-рыжих волос.

- Так мне сказали… ну, не мне, но… бабы брехали… надо, мол, при себе иметь… что-то… – девушка совсем смутилась и замолчала.

- Хорошо нынче платят скорбящие и страждущие! – бесовка сдула прядь волос с лица и кивнула на неприметный колченогий табурет. – Ну, садись, коли пришла. Излагай беду.

Ольда слегка растерялась – ей почему-то казалось, что колдун, то есть колдунья, будет читать в её душе, как в открытой книге, и никакой рассказ не подготовила.

- Как тебя звать-то? – сжалилась колдунья. Подошла к котлу, помешала содержимое здоровенным половником. Капнула на ладонь, лизнула. Достала с полки одну из склянок, понюхала – и сыпанула в котёл что-то белое, мелкое, точно соль.

Ольда встретилась взглядом с насмешливыми зелёными глазами.

- Костный прах, – сообщила колдунья как ни в чём не бывало. – Измельчённые кости летучих лисиц, чтоб их… Так как зовут?

- Оль-да… Фа-ми-лия…

- А фамилия мне твоя пока без надобности, -– ведьма ловко сцапала мешочек, заглянула внутрь, пересчитала серебряны – и сунула в карман передника. – А его как звать-величать?

- Клай, – бездумно отозвалась посетительница и тут же спохватилась. – Кого – «его»?

- Полюбовника твоего, кого же ещё.

- Нет у меня никакого полюбовника! – возмутилась Ольда. – Ещё чего, я девушка порядочная!

- На тебе не написано, – довольно бесцеремонно оборвала её колдунья. – Из тебя что, каждое слово тащить клещами надо?!

- Я… – Ольда выдохнула и решилась. Затараторила. – Мои родители небедные люди, хоть и живут в сельской местности. Я получила хорошее образование. Мне восемнадцать лет, и осенью я отправлюсь к дяде, в столицу. Буду посещать балы…

- А, – зевнула колдунья. – Мужа хошь богатого? Так три месяца – срок для колдовства солидный, да ещё и на расстоянии, этак я на одну тебя всех крыс и пауков изведу, а ты вовек не расплатишься. Через три месяца и приходи!