Колечко

Колечко

Колечко

Верка свалилась как снег на голову. Сирийцы ее за что-то уволили, она обиделась – и махнула в Германию проветриться, не написав об этом и не позвонив. На третий день ее побывки мы столкнулись носами на пешеходке.

- Здра-а-вствуйте, котик... – протянул я со всей возможной язвительностью.

- Здравствуйте-здравствуйте! – кривляясь воскликнула она и, обхватив меня за шею, чмокнула в губы и в нос.

Потом прошла неделя. Трубка ее не отвечала, домой к ее родственникам без спроса мне являться не хотелось. Что-то важное из той нашей давнишней жизни, еще до ее отъезда, было, очевидно, утрачено навсегда.

Я бесконечно зевал и спотыкался. Мозгам не хватало кислорода. «Купи железа... таких таблеточек», – советовала всезнающая Люська. «Ты не понимаешь...» – возражал я.

Наконец меня снова занесло на пешеходку – и мы конечно снова встретились: Верка шла прямо посередине, тощая и подтянутая, загоревшая на средиземноморском солнышке, не чета нашим рыхлым местным аборигенам.

- Во! – приветливо замахала она, заметив меня. – Приветики! А я как раз собиралась тебе позвонить... Давай сперва зайдем в «Кауфхоф»... Мне нужны сувениры...

Европа дисциплинирует. Первым делом, если честно, я подумал, на сколько времени у меня оплачена парковка... и потом уже, вторым движением, махнул на это рукой. В конце концов еще неделю назад я вообще не верил, что Верка когда-нибудь возвратится.

Мы перерыли залежи дисков в музыкальном отделе, приценились к мобилкам, проглядели насквозь секцию игрушек, умилившись плюшевым хомячкам и енотам, и наконец снова выбрались на улицу. Распаренная немецкая публика в неглаженных тишотках перла пакеты с покупками, давилась у стоек с распродажами, заглатывала на ходу куски обмазанных горчицей сосисок, орала на детей, сквернословила; турки всех сортов сквозили вокруг с таким гордым видом, как будто Аллах поручил им лично нечто особенное, – в общем, всё было почти как обычно.

- Стой! – вдруг сказал я, повинуясь внутреннему позыву. – Не туси так шибко... Нам сюда.

Мы, держась за руки, стояли перед ювелиром «Крист».

Внутри было торжественно и прохладно, витрины неброско светились. Солидных лет дама за стойкой тут же скроила для нас сладкую улыбку, рассчитывая на легкую выручку.

Она оказалась редким специалистом, эта дама в «Кристе», – во всяком случае уже третье колечко, добытое ею с заученной доверительностью из-под прилавка, не только уверенно лезло на пальчик моей пассии, но и однозначно нравилось мне. Верку игрушка тоже не оставила равнодушной, она занервничала, подтянутые и гладкие скулы ее порозовели.

- Давай, давай! Хорошее! – попытался я поддержать ее в ефрейторской манере.

- Пойдем лучше в «H&M», правда... Я куплю тебе что-то на память. – Она подняла на меня свои немыслимые глаза. – Не обижайся, пожалуйста...

- Оставьте до завтра, если можно... – кивнул я ювелирше за стойкой, и мы ретировались на пешеходку.

На улице Верка облегченно вздохнула и поежилась.

- Тебя не продует? – спросил я, собрав в вопросе весь наличный запас предупредительности и ласки.

Она виновато улыбнулась.

- Пойдем в ХаЭм. Не обижайся.

- Хайнц унд Мориц, это два немецких придурка, типа комиксов. Знала?

- Нет... – легко ответила она и хорошо улыбнулась, благодарная за перемену темы.

- Шучу... Сам не знаю. Но Макс и Мориц реальные в натуре фольклорные фигуры. Даже аптека где-то тут рядом так называется.

- Дикари... Назвать аптеку комиксом...

- Это вы дикари, в вашей Азии. На верблюдах кто ездит? Макс унд Мориц?

- У нас не Азия, у нас Ближний Восток.

- То-то я и смотрю, что у тебя глаза раскосые, ближневосточные. Вот щас поцелую...

- Целуй...

Верка опустила веки, я слегка прикоснулся к ним губами, лизнул языком нос, тут же обтер слюну щекой, обхватил девчонку за плечи, слегка прижал... и снова взял ее за руку.

- Ну... Пойдем в твой ХаЭм... Чего ты там забыла?

С полчаса мы провели в магазине, купили пару безделиц и, немного одурев от духоты и публики, выбрались наконец наружу.

- Теперь подкрепляться! – бодро возгласил я. – Сосиски нюрнбергские, ближневосточные...

- Каки-и-е?.. – Брови у нее поднялись дугою.

- Нюрнберг – это в Баварии. Для нас – ближний восток...

Она опять хорошо улыбнулась, и я снова полез целоваться. Верка не сопротивлялась.

Потом, уже много позже, через день или два – мы только что подъехали к моему дому, – она вдруг подняла на меня свой уже названный мной немыслимым взгляд и полуслышно проговорила:

- Ты обволакиваешь...

- Как? – не понял я поначалу или, точнее, понял молниеносно, но не дал недодуманной мысли дорваться до языка.