Вы слышали когда-нибудь о дедушке Щукаре? Этому литературному герою выпала незавидная участь: бабка ему в детстве предсказала, что как в лета войдёт, непременно генералом будет. Судьба сие предсказание услышала, посмеялась и сделала так, чтобы всё шло супротив бабкиных слов.
Со мной произошло нечто подобное, или могло бы случиться подобное, если бы я не сопротивлялся.
Мои родители были технарями – отец военным инженером, мать – инженером-химиком. В школьном сочинении я написал, что разделяю мнение Базарова о том, что порядочный химик в двадцать раз полезнее всякого поэта, чем крайне огорчил учительницу.
Само собой разумеется, что после окончания школы я продолжил учёбу в одном из самых престижных технических вузов нашей страны.
Вот тут-то меня и подкараулила Судьба. Она приняла образ Аркаши – капитана команды КВН нашего факультета, с которым я сдружился ещё на первом курсе. Аркаша поражал меня неиссякаемой энергией, обширной эрудицией, развитым чувством юмора, разносторонностью интересов.
В один из вечеров Аркаша позвал пригласил меня на репетицию детского спектакля в расположенный неподалёку Дом культуры. Предложение было неожиданным, и я не сказал "нет" только потому, что оно исходило от Аркаши.
Что он хотел показать мне - уже не помню. Происходившее на сцене – представление по мотивам русских народных сказок поначалу не занимало меня. Но постепенно атмосфера репетиции, в которой все участники с завидным энтузиазмом и энергией вершили общее дело, покорила меня. Актёры обсуждали отдельные реплики, словно рефераты по важным дисциплинам. Те мелочи, на которые мы из зала обычно не обращаем внимания, оказывались важными и весомыми. Правильно поставленный свет обострял или, наоборот, смягчал развёртывавшийся на сцене конфликт.
Я оказался в роли Алисы из Зазеркалья, где все - наоборот, и всё обострено до предела.
Через неделю я сам попросил Аркашу взять меня на репетицию. Он нисколечко не удивился, а лишь поторопил, чтобы мы не опоздали – сегодня первый «прогон». Я уже знал, что прогоном в театре называют такую репетицию, при которой режиссёр не останавливает актёров – всё, как на настоящем спектакле. Первый прогон выполняется обычно без костюмов и декораций.
Опасения Аркаши, что мы опаздываем, оказались напрасными. Репетиция ещё не началась. На сцене что-то бурно обсуждали, сбившись в кучки по два-три человека. Люди переходили от группки к группке и продолжали что-то с жаром обсуждать. Туда же рванул Аркаша, а я уселся у прохода в пятом ряду.
Через пару минут я понял: что-то случилось, причём что-то такое, что ставит под угрозу не только данную репетицию, но и весь спектакль. Группки на сцене вздыхали и чуть ли не причитали: "Что будет-то?". В какой-то момент Аркаша спустился ко мне и коротко объяснил:– Произошла нехорошая история с одним из наших. Шансов, что он вернётся на сцену, нет. Дай бог, чтобы он разобрался…
С чем именно тот должен был разбираться, я в тот вечер так и не узнал – Аркашу позвали.
Спустя минуту я заметил, что Аркаша показывает на меня режиссёру – полной и совсем уже не молодой женщине. Это мне очень не понравилось, я сразу представил себе, как она громовым голосом потребует, чтобы посторонние покинули зал. Но произошло обратное. Режиссёр вдруг поманила меня рукой на сцену. Аркаша кивками подтверждал - да, в самом деле, мы хотим, чтобы ты поднялся на сцену.
Я встал, дошёл до сцены. Сцена была высокой, и я решил не запрыгивать, демонстрируя свои реальные или мнимые гимнастические таланты. Повернул направо, дошёл до края сцены, где были незаметные для зрителя ступеньки. Спокойными шагами я поднялся наверх, не понимая, что этим начал раскручивать колесо своей Судьбы.
– Ты любишь театр? – сходу спросила режиссёр. И, не делая паузы и не ожидая ответа, продолжила:
– Хочешь попробовать себя на сцене?
– Нам нужен Кощей Бессмертный, ты потянешь, это совсем небольшая роль, – пояснил Аркаша.
Я в те годы не мог пожаловаться на избыток веса, наоборот, все близкие постоянно ругали меня за то, что плохо ем. Неужели худоба сыграла со мной такую злую шутку?
Оказалось – нет, никакого отношения моё телосложение к предложению не имело.
Из любопытства я согласился. Почему бы и нет – если есть возможность попробовать, и это обещает быть занимательным.
Мне быстро пересказали содержание сказки, объяснили, в каких сценах я участвую, отыскали экземпляр отпечатанной пьесы и пометили карандашом - что и после кого я говорю.
На языке театра это называется «вводом». Актёра вводят в готовый спектакль вместо выбывшего по той или иной причине.
Меня толкали, тянули, поворачивали. То и дело я слышал зловещий шёпот:
– Чего ты стоишь как вкопанный?
– Куда тебя несёт?
– Лицом к залу!
– Да не ей ты говоришь это!
Я быстро обнаружил, что никаких скидок мне делать не собираются. С той секунды, как я кивнул в знак согласия, даже не успев ничего сказать, меня считали полноправным членом коллектива.
Обещание, что остановок не будет, было забыто. Спектакль должен был идти полтора часа, прогон занял два с половиной.
– Силы есть? – поинтересовалась у меня режиссёр по окончанию прогона.
Я сделал удивлённое лицо словно богатырь, у которого никогда не могут кончиться силы, не догадываясь, чем этот вопрос вызван.
– Тогда на сцену. Первое действие, четвёртый акт. Проходим все сцены с Кощеем.
Никто кроме меня не удивился. А я был не просто удивлён, я был изумлён до крайности: ради меня они готовы начинать всё сначала?
Позднее я познакомился со словами великого Мильтиниса: «Театр – это образ жизни». И оценил правоту этих слов: в жизни, называемой театром, нет места для такой усталости, которая мешает подняться на сцену.