Колледж Ангелов № 1128

ГЛАВА 1. НАКОНЕЦ-ТО ПОВЕЗЛО

МАДИНА ДОРМЕР

С благодарностью моим родителям, моей Кире,

дяде Игорю, Кристине Вавиловой

и тому шепоту крылатой надежды, который

никогда не стихал в моей голове и

всегда был моей поддержкой и защитой.

ГЛАВА 1. НАКОНЕЦ-ТО ПОВЕЗЛО

Когда-то Александр верил в теорию родственных душ, вторых половинок и в то, что тригон Венера - Плутон соединит два одиноких пути в один – идеальный. Но еще больше верил в другие миры и более доступные для изучения Вселенные. Его любимой книгой был толстенный «Властелин колец». Александр искренне верил, что Бог покажет ему чудо, которое потом не растворится, как холодный предательский туман. Потом верить перестал. Других проблем хватало. Зимой он сделал свой собственный «пиратский корабль» - лодку на механических колесах, чтобы кататься по заледеневшей реке. Смотрел, как дети из деревенской школы носятся в ней по льду, и чувствовал счастье. Конечно, не такое, как в двадцать лет. Но все же. Потом поставил лодку в сарай. Ночью ее выкрали старшеклассники, и бесследно с ней пропали. Может, надеялся Александр, они решились вылезти из болота деревенского отупения, отвезли ее в город, продали, сняли квартиру и поступили в институт. А может, отнесли ее на заброшенный Черный пруд и утонули там. Этого так никто точно и не выяснил.

Уже пришел желто-розовый май, и о мертвом и несбывшемся думать не хотелось. Теперь по вечерам Александр вышивал текст Псалма № 90 на шелковом желтом покрывале. Хотел сделать маленький летучий шар. И не думал о своей жизни. Ему было 67 лет, и стоило ему хотя бы ненадолго, на пару дней, отвлечься от своих изобретений, как одиночество – темно-серый свинцовый призрак с зубами-иглами материализовывался в углу и хватал его за горло. Александр закрывал штору на окне, чтобы никто не видел, как он плачет.

Всю жизнь он был очарован идеей волшебства, божественного вдохновения и чуда. А жизнь прошла, и почти ничего необычного в ней не случилось. Он не стал ни летчиком – изобретателем, пилотирующим летающие дома, ни первооткрывателем заколдованных равнин, ни даже обычным экстрасенсом.

Но двенадцатого мая все изменилось раз и навсегда.

В 9-47 часов утра Александр включил радио и встал к плите – готовить инновационные оладьи с банановым пюре и брусничными ягодами. Во рту они взрывались, как бомбы. Радиоведущий зачитывал сообщения – любимых кем-то людей поздравляли с их датами, желали удачи в их делах, ждали домой и надеялись увидеть. Александр любил такие вещи. Внимательно вслушивался в каждое слово, радовался хотя бы чужому счастью.

Раздался слабый стук в окно. Александр вышел из дома. Перед ним стояла незнакомая девушка, на вид четырнадцати - пятнадцати лет, одетая в джинсы, белый топ с надписью «Tout le monde à mes pieds» и черные сникерсы. С ее красивого лица широкой струей стекала кровь от виска, на шее были багровые порезы, три ногтя на правой руке были вырваны. Но главным было не это. Наконец-то Бог разобрал почту и нашел записку, в которой Александр просил его показать ему настоящее чудо, принадлежащее другому миру. Девушка держалась рукой за летний столик. Она стояла вполоборота, и Александр мог прекрасно видеть огромное, двухметровое темно-изумрудное крыло на ее спине. Там, где должно было быть второе крыло, был темно-красный обломок.

- Прошу Вас, - сказала она низким тихим голосом, - отвезите меня к дальнему берегу Черного пруда. Мне нужно вернуться в Исправительный Приют…У вас же есть машина?

- Есть, - ответил он, не переставая смотреть на ее крыло и смутно вспоминая, что ни на берегу Черного пруда, ни на сто километров вокруг нет никакого Исправительного Приюта, только знаменитый еловый лес. – Но она сломалась давно…Я к соседу сбегаю, попрошу у него!

Девушка согласно кивнула и села на землю. Александр сунул ей в руки тарелку с оладьями, надел ботинки и побежал по дороге. Вместе с ощущением светлой, радостной эйфории в груди почему-то появилась боль, которой он не мог противостоять. Александр упал на дорогу. Его сердце решило, что он прожил достаточно. Мир затих и замер у него внутри.

***

Джин смотрел на шторм из окна маяка высотой в 140 метров. Серого цвета волны взлетали в злобном безумии, должно быть, даже избалованные любовью моря русалки сейчас отплыли на Лунную стоянку и держатся бледными пальцами за корни сосен, чтобы не потеряться и испытать сильнейший оздоровительный массаж. Если бы у Джина было настроение, он бы запросил смену караула и пошел к ним, кормил бы русалок ягодами и расспрашивал о новостях и магии воды. Но настроение у него было одно и то же — давящая апатия, и он уже очень давно не просил сменить его на посту.

С тех пор, как умерла та молчаливая художница, он не спускался вниз, и не интересовался новыми знакомствами с людьми, населявшими веселый курортный городок, построенный вокруг луна-парка. Желание узнать кого-то из них уже умерло, и родилось спокойствие. Дивный дар безразличия, обособленности, тишины в сердце, спокойного сна. Прошло одиннадцать лет, и зеркало все так же отражало высокого, темноволосого, навечно двадцатидевятилетнего мужчину с синими, как кобальт, глазами. Ангелы навечно остаются в возрасте перевоплощения. Когда Джину хотелось, он включал телевизор и наблюдал за чужими эмоциями. Ничто не вызывало отклика. Разлука с любимой женщиной оставила в нем выжженную землю, хоть и звездное полотно над ней не тронула. На стенах круглой комнаты художница оставила нарисованную дверь, украшенную розовым золотом — розовая вязкая топь с золотыми искрами, с отпечатками ее длинных нежных пальцев. Джин смотрел на эту дверь, ел бутерброд с красной рыбой и слушал шторм. Снова и снова представляя ее рядом с собой, хотя понимал, что после ее реинкарнации, которую он решил ждать ценой любого количества лет, она уже будет немного другой.