Колледж

Пролог

Холодный, пустой коридор невыносимо давит на психику. Мои руки превратились в лед, но это ни от чего иного, как от страха перед неизвестностью. Всего каких-то несколько минут отделяют меня от правды. Совсем скоро я обо всем узнаю.

- Сеньорита Гармендия, вы можете пройти, - раздается надо мной равнодушный голос патологоанатома, приглашая на опознание.

На дрожащих ногах медленно поднимаюсь со скамьи. Внутренний голос уверяет меня, что нужно держаться. Ради Аниты, ради себя, ради нашего будущего. Я обязана увидеть их. Сейчас.

Но путь мне преграждает твердая мужская грудь.

- София, ты уверена?

Я смотрю в лицо сеньору Улису Диасу – декану нашего колледжа. Именно он поехал со мной. Сейчас мне как никогда нужна поддержка, и Улис любезно мне ее оказал.

- Да, - уверено киваю головой, чуть прикрыв глаза, - я пойду.

Улис берет меня за руку. Его низкий и мягкий голос теплом окутывает меня.

- Если тебе тяжело, то мы можем уехать. Есть и другие способы: анализы ДНК…

- Спасибо за заботу, Улис, но я не передумаю.

Уже более уверенно делаю шаги вперед, следуя за мед. работником в белом халате. Улис тихо ступает за мной. И я совру, если скажу, что мне так не спокойней.

В морге из холодильных камер при мне выдвигают носилки. Металлический скрежет отдается болезненным гулом в ушах. Тело бьет дрожь, пока я слушаю пояснение суд. мед. эксперта.

- Обязан предупредить вас, тела начали разлагаться, - оповестил работник и уже взялся за угол белой простыни.

- Подождите, - остановил его мой декан, - София, пожалуйста, может, все-таки не стоит?

Улис обеспокоенно смотрит мне в глаза и пододвигается ближе.

- Я готова. Открывайте, - бесцветным голосом сообщаю мужчинам.

Сеньор Диас плотно сомкнул губы в тонкую линию, но повернулся к патологоанатому и кивнул.

Откинутая простынь и разворачивающаяся картина привели меня в страшный ужас.

- Вероятно, тела поели звери…

Что говорят дальше, я просто не слышу. Перед глазами расстилается туман. Два полуразложившихся трупа, что лежали по обе стороны от меня, излучали глубокую безысходность, холод и пронзительный страх. Изувеченные части тела заставили тошноту подкатить к горлу. На правом запястье руки, что принадлежала мужскому телу, надеты часы. Те самые, что мама подарила папе на его юбилей. На них стоит гравировка: «Живу тобой». Стекло циферблата треснуто, а стрелки остановлены. Как и жизнь папы.

В некогда женских ушах все еще вставлены серьги, которые уже несколько поколений передавались по наследству женщинам нашей семьи. Изящные сапфиры создавали нереальный контраст с разлагающимся темным телом.

Я открыла рот в немом крике. Это выше меня. Выше моих сил. Оказалось, что я не была готова. Ладони в ужасе сами накрывают широко открытый рот. Наполненные болью глаза изливают долгожданные слезы, которых не было со времен известия о пропаже родителей. Сейчас все, что скопилось у меня внутри, вырвалось наружу. Наконец-то, я закричала. Я сама не узнала этот звук, похожий на голос умирающей чайки. Сейчас в мою душу вонзились тысячи стрел, пробивая ее наружу и лишая меня последней надежды на то, что мои родители живы.

Теперь я точно знаю, нет. Они мертвы. И какая-то часть меня погибла вместе с ними.