Коллектор

01.08.

Жарко.

Открывающаяся створка окна распахнута настежь, вторую бы я тоже открыла, но окно старого образца, и оно таких вольностей не допускает. Тонкая тюль с хитринкой, единственный прикрывающий комнату от наблюдателей снаружи, колышется под предгрозовым ветерком, впустую перегоняющим густой, душный, напитанный влагой воздух. Тюль долетает чуть не до середины помещения, ночью под светом полной луны казался бы призраком, но уже девять часов летнего дня, пусть солнце надежно обложено тучами, и штора никого не пугает.

Просыпаюсь, следя за шторкой взглядом и снова засыпаю, перемещаясь между явью и навью, без всяких сложных колдовских ритуалов, на спинку кровати над моей головой за красную нитку привязан ловец снов, круг его, украшенные латунными завитками и перьями совершенно недвижен. Он не действует против кошмаров, досматриваю красочный сон, где за мной и моими друзьями носится вдоль рядов кресел билетерша, требуя показать корешки билетов. Сон настолько прозрачный, что мне удается подавать советы той испуганной моей копии из сна. Я точно помню, что корешки с Пашкой и Сашкой мы засунули в бумажное ведро из-под соленого попкорна, благополучно выкинув с остальным мусором. Но можно же показать банковское приложение в телефоне, там как раз есть электронный чек, я сама платила за билеты. Бодрствующая оригинальная моя личность офигенно умная, не то, что та истеричка, во сне. Моя копия решительно останавливается на сером ковролине зрительного зала и поворачивается к пугающей женщине. Сердце все равно колотится и у нее, и у меня. Мы, объединившись, почти делаем шаг, собираясь прекратить догонялки, разобравшись по-взрослому. Ничего она мне сделать не посмеет.

- Вика! Имей совесть! Ты сама просила тебя разбудить, уже десять часов, долго я буду за тобой ходить?

От дикого ора за дверями сердце перестает лихорадочно стучать, делает большой ка-бум, подлетает вверх с привычного места в грудной клетке и застревает в горле. Лишивший привычно стука внутри, тоже подскакиваю, садясь на кровати, жмурюсь, чувствуя себя вампиром, вытащенным на свет, от которого у меня сильнейшая аллергия, и со стоном падаю обратно на мягкие подушки, угол летнего покрывала отзывчиво летит следом, прикрывает меня, создавая уютное гнездышко. Полной тьмы сравнительно тонкому пледу не создать, она желтое, поэтому рассеянный им свет тоже желтый, я вполне вижу свои руки и остальное. Глаза автоматически отыскивают смартфон рядом с подушкой, тыкаю в него пальцем. Пять минут десятого, мама преувеличивает, как всегда, никуда я еще не опаздываю, но скоро начну, если не вытянуть себя из постели. Зато мама в комнату не заходит, давая мне возможность выползти из своей берлоги самостоятельно. Мама у меня мировая.

Переворачиваюсь на бок, лениво размышляя, что зря это делаю, потому что у меня на боку самая лучшая поза для сна. Раскрываюсь и глазами слежу за шторой. Люблю ее, за легкость и хитринку. К ней можно поднести ладонь с обратной стороны и начать ее отодвигать, через пару десятков сантиметров руку будет не разглядеть, от нее останется размытое розовое пятно. Короче, чем дальше разделенные шторой предметы друг от друга, тем их невозможней рассмотреть. Правда, можно сунуться в нее лицом впритык и отлично разглядывать улицу, снаружи будет виден хорошо если темный силуэт. Не лишняя вещь, тем более мы живем на первом этаже, а извращенцев никто не отменял, хотя встречались они мне исключительно на плоских экранах гаджетов и страницах книг. Шторы ее крестная подарила. Отвлеченные размышления не приводят ни к чему хорошему, ресницы опускаются сами собой, уплываю обратно к билетерше и разборкам.

- Отдай! Отдай! Немедленно положи, я сказал! Уши оторву!

Звук зашкаливает, братцы веселятся с самого утра, в общем оре слова мелькают не так часто, слышится грохот, как будто они начали переворачивать мебель. Вздрагиваю и просыпаюсь окончательно. У меня двое младших братьев, раннее детство среднего не помню, сама была маленькая. Мне запомнился период с его шестилетия, когда он без предупреждения обратился в вездесущего демоненка, лезущего ко мне в комнату, потрошащего мой портфель, добирающегося до косметики и одежды. Он пакостил мне тысячей разных способов, родители заступались, но помогало мало. Примерно в одиннадцать брат успокоился и потихоньку начал превращаться обратно в человека, сейчас, в его в двенадцать, за редкими периодами, с ним можно нормально разговаривать. Мой младшенький весь период нашей войны с Ростиком оставался белокурой, кудрявой лялей. Теперь он подрос и пришло его время становиться нечистью, лезущей изо всех щелей с недобрыми намерениями. Доставал он почему-то исключительно брата. Есть на земле справедливость, хотя порой мне Ростика жалко, никто не может понять трагедию среднего брата, лучше меня. Надо видеть выражения лица Ростика, когда на его жалобы мама и папа махают рукой, повторяя, в целом, одно и тоже: перерастет. Я слышала подобное сколько раз, что страшно вспомнить. Это означает, что впереди у Ростика еще несколько лет страданий, и избавления от них не предвидится.

Мама встретила меня в коридоре, заметила, что я тоже выбралась из спальни, возмущенно потрясла металлической лопаткой в воздухе, и ушла обратно на кухню. Пусть живем мы на первом, неудобный этаж полностью окупается количеством комнат, у каждого своя, есть еще отцов кабинет, огромная кухня-гостиная и два раздельных санузла. Могу себе позволить понежиться под душем подольше, никто не пытается меня вытащить из ванной комнаты, намекая что в доме я не одна. Долго расчёсываю волосы, в который раз подумывая срезать длину, исключительно из-за сложностей ухода, особенно осенью и зимой, когда волосы надо просушивать полностью, иначе мама заметит и будет ругаться, утверждая, что я заболею. Летом можно не заморачиваться, закрутить гульку прямо на влажные, потом на них появится завлекательная волна, срабатывало не всегда, но на каникулах я готова рискнуть. Выбравший из ванной я первым делом пошла на кухню, сразу наткнувшись на сидящего за столом Петьку.