Коллежский советник

Коллежский советник

Сибирь. Начало лета. Величественно несёт свои воды Иртыш.

На берегу могучей реки стоит город. В городе крепость; в крепости острог.

Пополудни ясного погожего дня в город въехала санная кибитка с поднятым верхом, запряжённая парой мохнатых башкирских коней — рыжим и саврасым. Сидевшие у трактира бородатые мужики внимательно посмотрели на кибитку, но, не найдя колёс, промолчали.

Кибитка проехала город напролёт, минуя крепость и острог, и направилась прямиком к кирпичному заводу, где работали каторжане. Там кучер, косматый, как разбойник с большой дороги, и с серьгой в ухе, спрыгнул с облучка, подбежал к конвойному и, сунув ему в ладонь двугривенный, что-то негромко спросил. Усатый солдат сонно махнул рукой в сторону берега. Кибитка двинулась дальше.

На берегу, где у сарая были складены брёвна, сидел молодой ещё каторжанин. Сидел без движения, просто глядя вдаль, где на той стороне Иртыша чернели юрты кочевников и открывался бесконечный простор сибирской земли.

Из кибитки выскочил средних лет человек. Не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок. Весь такой гладенький, кругленький, как вареник, смазанный маслом. Он подошел к каторжанину. Не спросясь разрешения, присел рядом. Вздохнул, прищурился на водную гладь.

— Родион Романович Раскольников? — спросил приезжий.

Да, скорее, и не спросил. Он знал ответ. Просто нужно было произнести имя вслух.

— Да, это я, — кивнул обритой головой молодой человек. — С кем имею честь?

— Честь имею отрекомендовать себя, — округлый человек приподнял «шапокляк». — Чичиков Павел Иванович. Коллежский советник.

— Я читал о вас, — совершенно равнодушно произнёс Раскольников, продолжая глядеть в заречную даль.

Чичиков тяжко вздохнул.

— Совершеннейшую чушь господин Гоголь написать изволил. Уже жалею, что рассказал ему свою историю. С этими писателями всегда так — как ни старайся, а всё едино вывернут по-своему.

Раскольников промолчал.

— А ведь я читал вашу статью в «Периодической речи», любезный мой Родион Романович.

— Читали, да и Бог с ним. И никакой я вам не любезный.

— Это вы зря... Ещё какой любезный. Да знаете ли вы, сколько времени я потратил, вас разыскивая?

— Я вас не неволил. Скупали бы себе крестьян. Мёртвые души. Зачем тащились в такую даль?

— А вы, взаправду, не очень любезный. Не любите вы людей.

— А кто вы такой, чтобы судить — что я люблю, а что нет? — Раскольников даже не повернул головы в сторону собеседника, будто говорил с невидимой сущностью, сидящее напротив него, а не с живым человек, разместившимся сбоку. — Бывший коллежский советник, выгнанный со службы за взятки.

— Плохо вы меня знаете! — всплеснул пухлыми ладошками Чичиков. — Я, в самом деле, занимаюсь мёртвыми душами. Только не такими, как вы думаете.

— Да занимайтесь на здоровье. Мне-то какое дело? Мне вот сейчас работать идти, а то конвойный заругает.

— Не заругает. Пусть только попробует. Я всю жизнь ищу мёртвые души, если можно так выразиться. Но я не покупаю их. Я отправляю их туда, откуда они явились — в Преисподнюю! — От звуков его голоса ощутимо похолодало. Нежданно-негаданно тучи набежали на солнце, бросив на берег Иртыша и сарай, где каторжане дробили алебастр, густую тень. Ледяной порыв ветра ворвался Родиону за ворот, подняв дыбом все волоски на теле. — Я нахожу тех, чья душа не нашла упокоения, кто заблудился между Раем и Адом. По вашей статье, по вашему разделению, я — человек высшей категории, господин будущего. Я из тех, кто имеет дар сказать новое слово. На таких, как я, мир держится. Посмотрите сюда, Родион Романович!

Медленно, будто нехотя, Раскольников повернул голову.

Расстегнув ворот бекеши, Чичиков запустил ладонь за пазуху и извлёк на свет серебряный коптский крест.

— Вот символ власти, врученный мне самим графом Шуваловым Петром Андреевичем.

Раскольников прищурился, зевнул и отвернулся.

— Зачем вы мне это всё рассказываете, не возьму в толк.

— Вы нужны нам!

— Нам – это кому?

— Державе! Государю императору! Третьему отделению! — мгновенно переходя от приторной слащавости к взрывной горячности, воскликнул Чичиков. Он вскочил на ноги, взмахивая рукой. — Вы нужны России!

На Раскольникова его красивые слова и жесты действия не возымели.

— Чем же я могу послужить? — спросил он так же равнодушно, как и ранее.

— Я приглашаю вас на службу в шестую экспедицию?

— Куда?

— Ах, да... — Павел Иванович сник, вновь уселся на брёвна. — Откуда же вам знать о шестой экспедиции. Но, надеюсь, о первых пяти вы слышали.

— Понятия не имею.

— Стыдитесь, Родион Романович. Вы же обучались юриспруденции. Впрочем, сейчас это не важно. Нужно лишь ваше согласие. У меня есть предписание от графа Шувалова. В случае вашего согласия, мы немедленно покидаем этот Богом забытый острог и отправляемся в Санкт-Петербург. Да поймите же — нам нужны люди будущего, люди, которые двигают мир, люди, которые не боятся совершить поступок, люди, которым не важно мнение окружающей толпы, того самого субстрата, материала, служащий единственно для зарождения себе подобных. Соглашайтесь!