Колокольчики

Колокольчики

Старый Мунгоф привёл Габриэля в дом. Всё было как обычно. Габриэль остановился у черты магического поля. Когда из молочно-голубой дымки проступил силуэт женщины, опустился на одно колено и направил взгляд вниз и чуть в сторону. В поле зрения попали ботинки и брючины Мунгофа, шагнувшего к черте, чтобы принять у хозяйки поднос с облаткой и водой.
Обычно хозяева в этот момент что-нибудь спрашивают. Например, женщины интересуются, откуда у Габриэля такое красивое имя. Габриэль рассказывает, что это приютское, своего родного он не помнит. Как и языка, на котором оно звучало. Мужчины спрашивают, играет ли он в азартные игры. Габриэль отвечает, что только по поручению хозяев, но особым даром выигрывать не обладает – всё решают расчёт и умение.

– Хорошо ли вы спите по ночам? – спросила женщина.
Габриэль не был готов к такому вопросу, взгляд его непроизвольно устремился вверх, по бедрам, талии, груди той, что стояла перед ним у края поля. Габриэль усилием воли опустил взгляд, пока этот предатель не добрался до лица хозяйки – худшего непрофессионализма и дерзости, в представлении Габриэля, не могло существовать.
– Мне нужно пять часов, чтобы выспаться. Я могу не спать несколько ночей, если потребуется.
Он отвечал и молил мысленно, чтобы хозяйке не пришла в голову идея спросить про кошмары. Ведь не это же она имела в виду?
– Тогда ложитесь сегодня спать пораньше.
Габриэль выдохнул; не поднимая взгляда, взял у Мунгофа с подноса облатку, отправил в рот и запил водой из хрустального стакана.
Через полчаса-час, когда организм расщепит оболочку и усвоит секрет, Габриэль сможет слышать зов хозяйки, их договор окончательно вступит в силу. Сейчас же нотариус Мунгоф выступил свидетелем сделки и одновременно её казначеем: кошель Габриэля ощутимо потяжелел – этот старый кошель не пищал и не разговаривал со своим хозяином, как новые модели, только становился тяжелее, когда приходил перевод или легчал, если Габриэль тратил деньги.

Когда Габриэль вернулся домой, Петер высунул нос из-под пледа.
– Как себя чувствуешь? – спросил Габриэль.
– Лучше, – с готовностью отозвался Петер.
Два сломанных ребра и нос, пара выбитых зубов, синяки, ссадины и, должно быть, глубокие ушибы, – но хорошо, что обошлось без ножевых.
– Ужинал?
– Нет, тебя ждал. Давай поедим вместе?
– Ешь. Я хочу вздремнуть.
– Ночная работа?
– Может быть. Надо поспать на всякий случай.
Петер осторожно встал и принялся хозяйничать у стола. Габриэль завалился на свою половину кровати и закрыл глаза. Едва ли получится уснуть, но хотя бы удастся немного расслабиться.
– Фра? – услышал он робкий вопрос.
Брат… Это обращение Габриэль одновременно и любил, и ненавидел. Повязать случайно оказавшихся под кровом приюта детей из осколков Европы братскими узами – совсем не то, что дать им настоящую семью. Цену этого братства сейчас носит на опухшем лице русоволосый простодушный Петер – малыш всё ещё верит, что старшие братья будут его защищать – просто так, ничего не требуя взамен, довольствуясь его щенячьей любовью и преданностью. Но слышать «фра» в этом мире и равносильно тому, что знать – на земле тебя ещё кто-то помнит и считает своим…
– Чего тебе?
– Ты взял мой контракт?… Ты снова пошёл в услужение? Это из-за меня?
– Даже без тебя мне нужно на что-то жить. Так что не придумывай себе много. Я просто принял первое из сообщений, пока ты валялся в отключке. Извини, если помешал твоим планам.
– Нет, ничего. Тебе спасибо, что приютил и заботишься. Я тебя не стесню, как отлежусь, сразу найду работу и жильё.
– Валяй. Только в следующий раз выбирай адекватного хозяина: не уверен, что мы потянем твои больничные счета.
– Эта госпожа, она ведь незаконная дочь герцога Убио, верно? Я слышал про неё.
– Что слышал?
– Ты не знаешь? На неё никто не хочет работать.
– Я проверял «чёрный банк», её имени нет в списках ненадёжных клиентов.
– Дело не в деньгах. Её зов трудно вынести, да и миссии, похоже, тяжёлые. За месяц отказались работать трое.
– Сидишь на форумах неудачников?
– Ты же сам сказал выбирать адекватного хозяина.
– Поглядим.

Зов хозяина – не то, что легко выносить. Он может звучать как страшное одиночество, как проклятие, как похоть или жажда убивать… Что бы там ни было, оно говорит: «Иди и делай что прикажу». Даже если нужно выполнить что-то простое, зов встряхивает тебя до основ, до костного мозга. И если меняешь хозяина, его зов остаётся в тебе надолго, возможно, навсегда. Днём его заглушают дела, но ночью он пытается высвободиться и поглотить тебя. Габриэль из-за этого так и не научился спать дольше трех часов подряд…
Зов госпожи Убио был похож на…колокольчики. Они позванивали, сначала тихо, потом всё сильнее и сильнее, настойчивее, требовательнее, громче.
Габриэль не стал дожидаться, пока голова треснет от колокольного звона, и встал. Он никогда не общался с хозяевами из постели или, ещё хуже, из уборной, считая это последней чертой убожества. «Даже у нищебродства вроде моего должны быть границы», – повторял он себе.

«Я здесь, я слушаю вас, госпожа», – сказал Габриэль мысленно.
«Площадь гиацинтов, Площадь гиацинтов», – пронеслось в голове.
Бубенцы легонько вызванивали название площади. Что ж, нужно привыкать к звону в ушах. Габриэль накинул плащ и тихо вышел, оставив за дверью сонное дыхание Петера.
До площади четыре квартала, время позднее, здесь, на окраинах навстречу может попасться патруль. Сделки с магами, у которых нет лицензии, и плохи, и хороши тем, что никаких обязательств относительно властей не налагают ни на одну сторону. Наоборот, ни та, ни другая сторона не должна впутываться в такие отношения. Хочешь жить – умей вертеться.
Ну, и на что способна эта госпожа Убио? Он повернулся на каблуках.
…Козодой? Мило. Габриэль взмыл над тёмной улицей, поймал ветер и понёсся над крышами на юг, в сторону будоражащих ночь золотистых огней.