Колючка

Глава 2.

Вот уже месяц я жила в «Соловье», чувствуя себя кукушонком, который хитренько перебрался из одного гнезда в другое. Целыми днями я мела, мыла, подавала на стол, кормила скотину, чистила амбары, рубила дрова, штопала белье постояльцев. Хойл трудился наравне со мной, не брезгуя никакой работой. Его мать, почтенная Зузанна Чепыш, приняла меня как свою, точнее, как своего. Нередко именно мне, а не Хойлу доставалось несъеденное клиентами мясо или сухофрукты в сахаре. У меня не было матери, и я всегда перед сном представляла ее себе: то милой женщиной возраста отца, то молоденькой аристократкой, то богиней Таей. Познакомившись с Зузанной, я стала мечтать, чтобы моей матерью была она.

– Рин, малыш, отнеси вещи постояльца наверх! – отвлек меня от мыслей ее голос.

Я бросила протирать пыль и помчалась к входу. Близился Порог года, и в Узор валом валил народ. Все готовились к ярмарке, на которой устанавливалась цена на посевное зерно, распродавались шерсть, мед, орехи, скупался целыми стадами молодняк. В этой толкучке отыскать Меченого было почти невозможно, но я не теряла надежды. В свободные дни я обходила квартал за кварталом, ненавязчиво расспрашивала лавочников об «отце», и почти всегда слышала: «Нет, не видели, не знаем». Предположение у меня было только одно: перед нападением на отца Меченый накинул на себя личину, а в Узоре снял ее. И теперь моя единственная зацепка не работала. Догадывался ли он, что я пойду по его следам? Опасался ли мести? Или просто спешил в столицу, чтобы заняться другими, наверняка еще более темными делами?

В «Соловье» обычно останавливались небогатые купцы из окрестных деревень. Они привозили скоропортящийся товар: рыбу, мягкий пресный сыр, свежие грибы. Мага, чье волшебство привлекло меня на постоялый двор, я быстро вычислила. Это был юный мелкопоместный дворянин Фир Даггир, приехавший в Узор поступать в Королевскую академию. Он колдовал тайком, что было весьма дальновидно с его стороны. Законами империи магия была запрещена, ею пользовалась на особых правах только королевская полиция, армия и придворный маг.

Узнав об этом, я не могла понять, кто придумал столь глупые законы. Магия опасна, как опасен острый нож или, например, отломленный зуб дракона. В неумелых руках и палка – грозное орудие. Но сколько полезных вещей могли сделать маги! Те же личины, наложенные на безобразное, искалеченное лицо, осчастливили бы многих.

Фир, который очень боялся полиции, умел еще меньше, чем я. Главным образом, он зачаровывал зеркало, и в нем отражались комнаты соседствующего с «Соловьем» дома терпимости. Денег на поход туда у юноши не было, оставалось только подсматривать. На чердаке, где я жила, зеркал не висело. Поэтому фокус Фира я проделывала с тазиком воды. Изображение получалось нечетким, бледным, но мне вполне хватило для тренировки. Особого интереса увиденное не представляло: живя в деревне, я не раз видела и более откровенные сцены. В праздник Теи супруги, не таясь, дарили друг другу ласки в заповедном лесу. Дети, рожденные после этого, получали благословение богини.

В отличие от меня Фир никак не мог остановиться и проводил все дни в своей комнате. Я не хотела, чтобы его разоблачили: он был щедр на чаевые, и никогда не пытался унизить прислугу, как другие постояльцы. Не выдержав, я подбросила ему записку: «Будь осторожнее». И он прекратил мучить зеркало, переключившись наконец на книги, а потом и вовсе перебрался в Королевскую академию, куда все-таки поступил. Наши пути окончательно разошлись.

Таща вещи нового постояльца, мистера Шеда, я едва не надорвалась: увесистые пожитки, огромные сундуки!

– Пошевеливайся, заморыш! – сказал он мне, когда я остановилась на лестнице передохнуть. – И смотри не урони, шкуру спущу!

Он гнева огонь перетек в ладони. Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы не сжечь жалкое барахло этого надутого индюка. Когда мы вошли в приготовленную для него комнату, он развалился на кровати и потребовал:

– Сапоги чисть!

И вытянул обутую ногу, запачканную глиной и землей. Деться было некуда – чистка обуви постояльцев входила в мои обязанности. Я вынула из кармана тряпку и принялась аккуратно соскребать грязь в кожаный передник. За этим занятием меня застала наша новая горничная – Игула, которую взяли на пару месяцев. Мы с ней быстро сдружились: я помогала ей носить тяжелые ведра с водой, а она резала корнеплоды, когда я натирала ножом очередную мозоль. Игула, увидев, что комната не пуста, тут же захлопнула дверь. Шед посмотрел ей вслед масляным взглядом. Надо предупредить ее, чтобы держалась подальше, пока он не съедет.

Вечером того же дня мы с Хойлом закончили мыть тарелки после ужина и уже собирались разойтись на отдых, как вдруг мое внимание привлек странный шум у птичника.

– Пойду проверю, что там. Вдруг опять хорек, – сказала я, и Хойл устало кивнул. Он позевывал и лениво дочищал котел, покрытый слоем подгоревшей каши.

Я вышла во двор. Темнота заволокла постройки, Луна Тои на ущербе едва проливала на землю тусклый свет. Возле сарая кто-то боролся.

– Эй! – крикнула я и подняла повыше свечу.

У стены стоял Шед. Одной рукой он зажимал Игуле рот, другой расстегивал штаны. Я прыгнула с крыльца и рванула его за воротник. Раздался треск, кусок ткани остался в моих руках. Шед обернулся и прошипел: