Передавая мне ключи, парень, как всегда, на секунду глянул мне в глаза и отвернулся. Я была склонна думать, что он человек приятный; кажется, немного застенчивый (не очень люблю анализировать чужие настроения, так утомительно), однако находчивый: способ заработка у него что надо и, по крайней мере, один постоянный клиент у него уже есть. Сосед сбежал, стоило мне пробормотать «спасибо» и вручить ему деньги. Будто стыдился чего-то.
***
Я не спеша поднялась на крышу, держа под мышкой матрас. Мы легко помещались на нём вдвоём. Сегодня он опаздывал, но я была уверена, что придёт. Смена подходила к концу, хотя с его работой всё так непредсказуемо. Особенно для других.
Я села, скрестив ноги по-турецки, и несколько минут старалась сосредоточиться на пустоте. Это бывало сложно – какие-то посторонние мысли всё равно просачивались, – но в последнее время я начала делать успехи. Он тоже это отмечал. «Самый полезный навык. Не умел бы этого – давно бы сдох», – поговаривал он и хохотал. В его словах был чудовищный сарказм, от которого у меня лишь со временем перестали бегать мурашки.
Он появился минут через пять, почти пропустив дивный пылающе-алый закат, который я тоже не заметила. Материализовался из воздуха, как обычно, посмотрел на меня, понимающе кивнул и жестом показал: «Не мешаю».
Некоторое время мы сидели молча. Когда пустота обволокла меня полностью, я расслабилась и закурила. Сигареты всегда были при мне, рассованы по всем карманам, и всё равно вечно кончались резко.
– Я тебе кое-что принёс. Помнишь, ты просила? – заговорил он похожим на человеческий, но чересчур гулким, как в тоннеле, голосом.
Я подвинулась к нему и заглянула через плечо: он держал в сомкнутых ковшиком ладонях что-то маленькое, плотное и мерцающее.
– Сегодня повезло. Чистая и почти безупречная, не то, что твои легкие.
– Прекрати. Ты же знаешь, дело не в никотиновой зависимости. Я просто обожаю смотреть на огонек сигареты. – Я выдохнула дым, стараясь не попасть ни на него, ни на то, что находилось в его руках.
Ветра не было, и облачко дыма послушно улетело стороной.
– Покажи мне, как это происходит.
– Любопытная Варвара. Всё элементарно и совсем не интересно.
Смерть раскрыл ладони, шарик перестал быть плотным и распался на сияющие частички, которые вмиг рассеялись.
– И это всё? А как же вознесение в небеса и прочее?
– Шутишь? Вон они, небеса. Разноцветный лист бумаги. Похоже, что там обитают души умерших?
– Похоже, – подумав, заявила я.
Пламя на кончике сигареты погасло. Щелчок – и окурок полетел с крыши. Смерть нахмурился, дивясь моей глупости, и удовлетворённо добавил:
– Этот совсем не сопротивлялся. Даже не проснулся.
– А почему ты задержался?
– Перед ним был адище. Многие цепляются за эту грешную Землю, знаешь. Никак не мог вытрясти душу из одного старика.
Я закатила глаза – ненавидела зловещую игру слов, к которой он постоянно прибегал.
– Ну? И когда? – вопросила я без всякого выражения.
Смерть медленно повернулся ко мне. Он выглядел как обычный молодой мужчина лет так двадцати пяти, с лукавыми чёрными глазами, точеными скулами, двухдневной щетиной и копной густых тёмных волос. Хотя утверждал, что для каждого принимает свой облик, а «настоящего» не имеет вообще.
«Смерть – это не существо. Это субстанция. Я могу стать сигаретой, могу куском цемента. Но когда я напоминаю человека и обладаю приятной для тебя внешностью, общаться как-то легче, да?»
Он приходил ко мне уже месяц – видела его, разумеется, только я. Отчасти, поэтому нам удобнее было разговаривать вдали от людей. А у соседа очень кстати были ключи от крыши, которые он за небольшую плату отдавал желающим провести романтическое свидание.
– Когда? – повторил Смерть с таким видом, будто я ляпнула ужасную чушь. – Я тысячу раз говорил: не знаю. Не знаю я.
– В какой момент ты это поймёшь?
– Как пойму, ты сразу узнаешь.
– Хватит так мерзко шутить.
– А кто шутил?
Он широко улыбнулся, как актёр из рекламы зубной пасты, и я подумала, что он привлекал бы меня, не будь я осведомлена о том, что вижу только случайную оболочку (впрочем, разве с большинством людей не так?..).
– Ты ведь почти ни к кому не являешься заранее. Да ещё столь часто. Почему я?
– Не надоело задавать одни и те же вопросы? Думай головой.
– В июле ты сказал мне, что я умру, упав c крыши собственного дома. И вот я на крыше. Между небом и Землей. Снова. И ты здесь. Но ничего не происходит.
– Может, это была метафора?
Я притворилась, что собираюсь запустить в него пачкой сигарет (больше всё равно было нечем).
– А ты-то спрашивала себя, что заставляет тебя после моего… кхм… пророчества раз за разом подниматься сюда? Знаешь хоть одного человека, кто поступал бы так же?
– Я всегда была «с прибабахом». Да ещё фаталисткой.
– Все фаталисты – «с прибабахом». Фатализм по определению глупая вещь.
– И это говоришь мне ты, который приходит к ничего не подозревающим, ни в чём не провинившимся жертвам и крадёт их души? По расписанию, пять дней в неделю с восьми до пяти?
– Забавно, правда? Вы привыкли считать, что смерть одна на всех и она женского пола. У меня только в этом городе сто двенадцать сменщиков, из них процентов девяносто – мужского пола. И, кстати, тогда была не моя смена.
– Когда?
– В июле.
Я молчала – не в замешательстве, не назло ему – просто так. Попробовала снова окунуться в пустоту, но мысли, которые я пока даже не могла сформулировать, липли к этой пустоте, как мухи к клейкой ленте, и ничего не вышло.