Конечно, это не любовь

Дружбы не существует. Глава 6

Гермиона сидела на траве возле озера и жевала травинку. Гарри и Рон собирали вещи в гриффиндорской башне, а она решила подышать воздухом. Они всё-таки справились. Гарри и Рон одолели и наследника Слизерина, и жуткого монстра в Тайной комнате, спасли Джинни Уизли и всю школу. Она же в это время лежала бесполезной куклой в Больничном крыле. Для неё словно и не было этих месяцев. Вот она заглядывает через зеркальце за угол коридора, а вот приходит в себя на больничной койке. Конечно, все её сейчас поздравляли — и с возвращением (открыто), и с помощью в поимке злодея (тайно — все делают вид, будто произошедшие в Тайной комнате события — большой секрет). Но она отнюдь не чувствовала ликования и радости. В этом году она была глупой. Как можно было не догадаться про василиска ещё в первый же день? Или, в конце концов, тогда, когда Гарри заговорил на парселтанге и его начали подозревать все вокруг? Разумеется, найти местоположение комнаты было бы непросто, но знай она, что ищет лазы василиска, непременно рано или поздно догадалась бы о трубах, а потом и о неработающем туалете.

      Удивительно, но паззл сложился в её голове, только когда она, совсем отчаявшись, засела за подаренную Шерлоком книгу и нашла в ней клочок бумаги, на котором было написано: «Змея».

      Шерлоку хватило одного сбивчивого письма, чтобы найти правильный ответ на эту загадку. Прочитав слово раз двадцать, Гермиона бросилась в библиотеку и, разумеется, почти сразу нашла информацию о короле змей василиске, убивающем взглядом и обращающем в бегство пауков. Увы, она догадалась слишком поздно.

      На самом деле, ей бы очень хотелось разозлиться на Шерлока. Как знать, напиши он про змей в письме, она смогла бы прийти к тем же выводам на два месяца раньше. Но она понимала, что он вовсе не должен был ничего отгадывать. Она не обращалась к нему за помощью, не предоставила все факты.
 
      — Гермиона! — раздался позади неё жизнерадостный голос. Она повернулась и увидела спешащего к ней Рона, и почему-то смутилась.

      Выйдя из Больничного крыла, она тут же побежала к друзьям, бросилась на шею Гарри, пытаясь передать хотя бы каплю радости от того, что все закончилось, а потом замерла, так и не сумев обнять Рона.
 
      — О, — сказала она, — привет.
 
      — Мы ждём только тебя. Давай скорее, пора занимать место в карете.

      Она поднялась с травы и сказала:
 
      — Да, точно.

      Рон, не заметив её неловкости, поспешил к замку, и она последовала за ним, отвлекаясь от мыслей о собственной глупости и переходя к мыслям о своем странном поведении. В конце концов, это же Рон Уизли! Почему она может смущаться от его слов, присутствия, да от чего угодно? Рон — это просто Рон, рыжий, наивный и бестолковый мальчишка.

      До конца поездки она пребывала в задумчивости, но на платформе опомнилась, ещё раз записала телефонный номер Гарри, потребовала, чтобы и он, и Рон писали ей как можно чаще и с радостью бросилась на шею папе.
 
      — Привет, милая! — рассмеялся он и крепко её прижал к себе, а потом серьёзно сказал: — ты всё нам с мамой расскажешь. Будь это в моих силах, я обязательно приехал бы сразу, как только получил письмо от твоего декана.
 
      — Уже всё хорошо, — заверила она его и со стыдом поняла, что даже и не задумалась о том, как пережили её родители сообщение о том, что она стала жертвой неведомого монстра и окаменела. — Я всё расскажу, обещаю.

      Они действительно разговаривали с мамой и папой весь вечер — она без утайки рассказала и о нападениях, и о том, как Гарри и Рон всех спасли.
 
      — Бог мой! — воскликнула мама в конце её рассказа и схватилась за сердце. — Гермиона, я не могу поверить… Уилл, мы совершили ошибку, нельзя было…

      Папа нахмурился, вздохнул и сказал:
 
      — Не надо, дорогая. Гермиона — волшебница, и нам придётся как-то с этим жить. И с тем, что ей угрожает большая опасность, чем сломанная во время спортивной игры нога, тоже.

      Гермиона шмыгнула носом, не зная, что говорить.
 
      — Но я надеюсь, что на этом приключения закончатся, — продолжил папа твёрдо. — Ты и твои друзья… Гермиона, детка, прости меня за эти слова, но вы как будто нарываетесь на неприятности.
 
      — Папа, это не так! — живо воскликнула Гермиона, но тут же замолчала под строгим взглядом отца.
 
      — В прошлом году я тебя кое о чём спросил. Помнишь?

      Гермиона кивнула.
 
      — И мы с тобой, кажется, пришли к общему выводу.

      Она снова кивнула.
 
      — Тогда почему ты снова совершила ту же ошибку?
 
      — Уилл! — осуждающе произнесла мама, заметив, что по щекам Гермионы покатились слёзы.
 
      — Нет, не прерывай меня. Я смирился с тем, что не смогу контролировать твою жизнь, что не сумею защитить от обидчиков, что ты будешь жить в мире, отличном от нашего. Но остаюсь твоим отцом, Гермиона, и мне бы хотелось, чтобы ты чуть больше прислушивалась к моим советам. Достаточно приключений, хорошо?

      Гермиона кивнула в третий раз и оказалась в маминых объятиях. Мама тоже плакала — видимо, от облегчения.
 
      — Хватит сырость разводить, — проворчал папа. — Спать, девочки.

      Гермиона рассмеялась, стёрла слёзы и действительно отправилась спать. В её комнате всё было так же, как перед отъездом, даже накопившуюся пыль мама, видимо, стёрла. И только одно её удивило — окно было чуть приоткрыто, а мама редко открывала окна на втором этаже, чтобы не запускать в спальни насекомых. Впрочем, возможно, в комнате было слишком душно. Она прикрыла створку, опустила шпингалет и отправилась в душ.

      А вернувшись, застала невероятную картину. Окно снова было открыто, а на её кровати сидел, поджав под себя ноги и уткнувшись в учебник по зельеварению (однозначно лежавший в её чемодане!), Шерлок.

      За год он, похоже, вытянулся (насколько можно было судить, пока он сидел в такой позе), однозначно похудел (хотя куда уж больше, и так, по словам её мамы, напоминал скелет) и совершенно оброс — раньше коротко подстриженные волосы теперь низко спускались на лоб и прикрывали верхнюю часть ушей.

      Гермиона закрыла дверь, и тихий стук отвлёк его. Он поднял голову от книги и махнул рукой:
 
      — Привет!

      Гермиона хотела задать ему сразу два вопроса: «Как ты сюда попал?» и «Что ты здесь делаешь?», но вместо этого ответила:
 
      — Привет. Это моя кровать, так что слезь, пожалуйста.

      Он пожал плечами и без колебаний пересел на пол, однако книгу забрал с собой.
 
      — Увлекательно, — заметил он, — только никакой систематизации. У вас слабая научная база и мало теории. Уверен, тупицы на ваших уроках регулярно получают то взрывоопасную смесь, то кислоту.
 
      — Это точно, — хмыкнула Гермиона, занимая своё законное место на кровати, — что ни занятие, так либо расплавившийся, либо взорвавшийся котёл. Профессор Снейп приходит в ярость, — заметила она, а потом без перехода добавила: — Шерлок, я страшно рада тебя видеть!

      — Да, разумеется, — согласился он, а потом захлопнул книгу, отложил её в сторону, ухватил себя за подбородок и спросил: — итак, ты нашла преступника?

      Гермиона помрачнела и во второй раз за день пересказала всю историю, только теперь не опускала жутковатых подробностей вроде крови на стенах или жутких жёлтых змеиных глаз. А потом заметила с упрёком:
 
      — Между прочим, если бы не твоя игра в «Найди подсказку», я не превращалась бы в статую!
 
      — Теперь тебе придётся признать, что я умнее, — торжествующе сказал он. — И когда ты догадалась про змею?

      Гермиона не умела врать, поэтому честно ответила:
 
      — Когда нашла бумажку.

      Шерлок подскочил со своего места и издал радостный клич, а потом резко осёкся и покраснел. Гермиона поняла, что клич наверняка слышали родители, и тоже покраснела.
 
      — Ненавижу полоть сорняки, — шёпотом сказал Шерлок и быстро скрылся за окном. Гермиона закрыла створку и вернулась на кровать, схватила первую же книгу и уткнулась в неё. Не прошло и минуты, как в комнату постучали, и вошла мама.
 
      — Ты в порядке, дорогая? — спросила она, внимательно осматриваясь.
 
      — Да, всё хорошо! — улыбнулась Гермиона и махнула книгой.
 
      — Тогда спокойной ночи.

      Мама вышла, и вскоре Гермиона увидела, как, словно по волшебству, поднимается опущенный шпингалет — Шерлок вернулся.
 
      — Как? — тут же шёпотом просила она.
 
      — Проволока и магнит, — отмахнулся он, — простой фокус.

      Гермиона засмеялась:
 
      — Позёр.

      Шерлок махнул рукой и снова уселся на пол. Они болтали до середины ночи, пока не заснули: Гермиона — на кровати, но сидя, Шерлок — на полу, прислонившись спиной к стене.
Следующий день ознаменовался сразу тремя событиями.

      Первое произошло рано утром — миссис Холмс обнаружила, что младший сын не ночует дома, и в результате их разбудила целая родительская делегация. Досталось обоим — Шерлоку теперь снова предстояло полоть клумбы, а Гермионе — до конца недели мыть вечером посуду.

      Второе, для разнообразия, было радостным — мама с папой сообщили, что этим летом они все проведут две недели во Франции, а потом мама, немного поколебавшись, добавила, что уже условилась с миссис Холмс, что Шерлок поедет с ними. Обида на наказание была забыта — ради такой возможности Гермиона была готова перемыть сколько угодно посуды. Она давно мечтала побывать во Франции, ещё когда в младшей школе учила французский. Её привлекали и сады Версаля, и Лувр, и собор Нотр-Дам-де-Пари, и Гревская площадь… Кроме того, она знала, что во Франции очень большая магическая община, в Париже есть аналог Косой аллеи — волшебный торговый квартал. А ещё можно будет попробовать попасть в Национальную библиотеку и, возможно, узнать что-то новое об истории волшебной Франции. И, конечно, она была счастлива, что Шерлок поедет с ними — во-первых, она по нему очень соскучилась, во-вторых, с ним её чаще будут отпускать гулять без присмотра, а в-третьих… «В-третьих» было не очень хорошим и совсем не гриффиндорским: Гермиона знала, что в школе Шерлок учил немецкий, а значит, она будет его проводником и переводчиком во Франции и сможет доказать, что он отнюдь не во всём самый умный.

      Третье же событие было непосредственно связано с первым. Вечером к ней в комнату пришла мама. У неё было очень серьезное и даже как будто взволнованное лицо.
 
      — Мама? — спросила Гермиона с недоумением.
 
      — Дорогая, — произнесла мама, — нам нужно серьёзно поговорить.
 
      — Конечно! — Гермиона подвинулась, освобождая маме место на кровати. Конечно, можно было бы снять со стула книги, но она недавно прочла, что в конфликтных ситуациях лучше разговаривать, сидя рядом с собеседником, а не напротив него.
 
      — Гермиона, — сказала мама, помолчав почти минуту, — как я уже сказала, нам нужно серьёзно поговорить. Этот разговор…

      Она снова замолчала, а потом продолжила все также неуверенно:
 
      — Я не буду говорить тебе об очевидных вещах, в конце концов, ты дочка врачей, к тому же, много читаешь, так что, пожалуй, это не очень нужно…
 
      — Мама! — вздохнула Гермиона и подумала, что очень сильно не хочет обсуждать с мамой ту тему, о которой она, похоже, пришла поговорить.
 
      — Дело в другом, — твёрдо произнесла мама, и Гермиона выдохнула. О другом она была готова с мамой говорить сколько угодно, однако следующая фраза её бесконечно удивила.
 
      — Я имею в виду Шерлока, дорогая.
 
      — Шерлока? — уточнила Гермиона, чувствуя, что совершенно теряет нить рассуждения — при чём здесь Шерлок-то?
 
      — Да, милая, — мама вдохнула, — я понимаю, вы дружите давно и привыкли проводить много времени вместе, но пойми меня правильно, вам обоим скоро будет четырнадцать. То, что он ночами приходит к тебе в комнату, не только неправильно, но и неприлично.

      Несколько мгновений Гермиона молчала, пытаясь осмыслить услышанное, потом хихикнула, а потом громко засмеялась, так что, слёзы брызнули из глаз.
 
      — Мама, — протянула она, немного успокоившись, — это просто чушь! Что может быть неприличного? Это же Шерлок!

      Мама покачала головой и заметила уже без волнения:
 
      — Он очень симпатичный юноша, так что нечего мотать головой. Никаких совместных ночёвок, Гермиона Грейнджер. Не желаю становиться слишком молодой бабушкой.

      Гермиона снова засмеялась (хотя точнее будет сказать — забилась в истерике от смеси веселья и смущения).
 
      — Ну, хватит! — мама не выдержала и тоже рассмеялась, потом поцеловала Гермиону в лоб и ушла.

      А Гермиона накрылась одеялом с головой и зажмурилась, надеясь выбросить из головы мамины предположения. Шерлок — «симпатичный юноша», но как такое можно было сказать? Мама, наверное, права, но Гермиона как-то об этом не задумывалась. Пожалуй, у него красивые глаза — крупные, светло-голубые. И умный взгляд. Подбородок торчит вперёд — в книгах всегда отмечают, что это признак решительности и сильной воли. Нос… обычный нос, не картошка и не птичий клюв. На этой мысли Гермиона резко остановилась — не хватало ей еще размышлять о физиономии Шерлока. Так можно случайно и влюбиться в него — кажется, в «Эмме» у Остин была такая ситуация, на редкость глупая.

      Чтобы наверняка защититься от подобного, на следующий же день Гермиона пересказала ему вечерний разговор. Однако, к её большому удивлению, он не развеселился, а скорее разозлился и заявил:
 
      — Люди — просто кретины, раз так носятся со всеми этими отношениями и чувствами.

      Гермиона его искренне поддержала, и он перестал злиться и оценил-таки комичность ситуации, а потом заметил расслабленно:
 
      — Кстати, это доказывает ещё раз, что я умнее тебя.
 
      — Что? — с угрозой переспросила Гермиона.
 
      — Ты считаешь чувства глупостью, но все равно их испытываешь, а от этого портится рациональное мышление.
 
      — Я и не думаю ничего подобного чувствовать! — твёрдо произнесла она.
 
      — Брось, — он махнул рукой, — ты ведь тогда написала записку Билли Эвану.
Гермиона покраснела до корней волос. Действительно, в тот год, когда они познакомились с Шерлоком, в начале сентября она набралась духу и написала короткое признание в любви главному придурку их класса Билли. Тогда он казался ей похожим на романтических героев Байрона или, на худой конец, на загадочных персонажей сестёр Бронте, и она вбила себе в голову, что влюблена в него. Записку Билли выставил на всеобщее обозрение и долго смеялся над каждым словом в ней, и Гермиона радовалась тому, что писала левой рукой и не поставила подписи.
 
      — Как ты узнал? — спросила она.
 
      — Я сразу понял. Бумага. Ты изменила почерк и ручку, но бумагу взяла из своей тетради по истории. Характерные синие поля. А ещё след отрыва листа в твоей тетради. Это было просто.
 
      — Но ты никому не сказал, — тихо заметила Гермиона.
 
      — А зачем? — Шерлок хмыкнул. — Меня это не интересовало, главное, я сам знал ответ. И кстати, я знаю, что ты влюбилась в одного из своих друзей. Гарри или Рон?

      От подобного предположения Гермиона пришла сначала в ужас, а потом в негодование и запустила в Шерлока огрызком яблока, который держала в руках.

      Больше обо всякий любовных глупостях они не вспоминали. Зато во Франции Гермиона поняла, что ненавидит лучшего друга. Он пять дней охотно пользовался её услугами переводчика, дёргал её по любому пустяку, просил переводить каждую случайно оброненную кем-то на улице фразу, а потом выяснилось, что он знает французский свободно и говорит без акцента.
 
      — Клянусь, я его только теперь выучил! — попытался было оправдаться он, но Гермиона ему не поверила и дулась на него почти целый вечер. Однако Париж был так прекрасен, что она просто не могла долго оставаться в плохом настроении, и уже на следующий день они вместе осматривали невозможно прекрасные полотна в Лувре и планировали поход в волшебный квартал.