Конечно, это не любовь

Дружбы не существует. Глава 18

 В последнее время в жизни Гермионы было немало причин для слёз.

      Ежеминутно она боялась за своих родителей — хотя Дамблдор и сказал, что установил на их дом защиту, они были очень уязвимы. Также она боялась за Шерлока — его родители действительно перебрались в Суссекс, но сам он регулярно приезжал в родной дом в Кроули. Она очень переживала за Гарри — тот делал вид, что он в порядке, но на самом деле безумно тяжело переживал смерть Сириуса, да ещё и пророчество довлело над ним, отравляя даже самые приятные минуты. О смерти Сириуса она тоже горевала — не так, как Гарри, наверное, но искренне. Он получил почёт и долгожданную свободу, освобождение от всех обвинений — но посмертно. Кроме того, она опасалась за Виктора — тот вдруг перестал отвечать на её письма. Гермиона утешала себя мыслью о том, что, если бы с ним что-то случилось, об этом написали бы в газетах, но на душе у неё становилось всё тяжелее с каждым разом, когда сова приносила обратно невскрытые письма.
Невероятно и немыслимо, но из всех этих причин для слёз Гермиона выбрала самую несущественную и глупую — она рыдала из-за Рона Уизли.

      Давайте подумаем здраво. Рон Уизли — мальчишка, который обзывал её ночным кошмаром на первом курсе. Который не разговаривал с ней месяц на третьем. Из-за которого она едва не пропустила первый бал на четвёртом. Который списывал у неё каждую букву её домашних работ. Который не упускал случая обидеть её. Он самый. Так почему же она рыдает от того, что он обнимается по всем углам с идиоткой-Браун?

      Наверное, потому что тот же Рон Уизли спас её от тролля, набросился на Малфоя, когда тот обозвал её, готов был драться с Сириусом Блэком, а в бою в Министерстве Магии прикрывал ей спину.

      А может, дело было в том, что он был смешливым, обаятельным и солнечно-тёплым. Он был олицетворением мира и нормальной жизни. Сам его вид словно говорил, что войны не существует и существовать не может. Гермиона давно заметила это, но, пожалуй, никогда действительно не осознавала. Она влюбилась в Рона Уизли.

      А у того развивался бурный роман с Лавандой.

      Возможно, переносить это было бы легче, если бы парочка не стремилась выставить свои отношения напоказ. Но нет, куда бы Гермиона ни пошла, она обязательно натыкалась на хихикающую Браун и сверкающего довольной улыбкой Рона. А последней каплей стало его высказывание: «Я могу целоваться, с кем хочу! Я ей ничего не должен!». Это он Гарри объяснял, что Гермиона его совершенно не интересует.
Как раз после этого она и убежала в восточное крыло замка, рыдать.

      Она понимала, что её слёзы беспричинны и глупы, но никак не могла унять их, и даже попытки представить себе Шерлока, поднимающего её на смех, ни к чему не приводили.

      Спустя полчаса слёзы, к счастью, закончились сами собой. Она прислонилась головой к холодной каменной стене ниши, несколькими глубокими вдохами восстановила дыхание и достала из сумки справочник по нумерологии. Возможно, цифры помогут ей отвлечься.

      Но она не прочитала и полглавы, как услышала чьи-то быстрые шаги, которые гулким эхом отдавались в пустом коридоре. Она подняла голову от книги и встретилась взглядом с последним человеком, которого хотела сейчас видеть — с Драко Малфоем. Однако выглядел он не так, как обычно — от брезгливого выражения лица не осталось и следа, воротник мантии был порван, значок старосты съехал в сторону, а по красному в пятнах лицу текли слёзы. Он замер, увидев Гермиону. Она приоткрыла рот, желая что-то сказать, но… Шерлок в несколько секунд по цвету лица, разводам слёз и оборванной пуговице определил бы причину такого состояния Малфоя, но она не была Шерлоком — ей было нечего сказать. Конечно, это был прекрасный момент, чтобы позлорадствовать, пара слов — и Малфой почувствует на собственной шкуре, каково это — быть объектом презрения и насмешек. Но Гермиона вышла из того возраста, когда от подобного получают удовольствие, лет десять назад. Поэтому она демонстративно подняла с колен книгу и медленно опустила голову, делая вид, что страшно увлечена текстом.

      Со стороны Малфоя послышался неопределённый звук — не то всхлип, не то вздох, потом снова раздались шаги. Коридор опустел.

      Гермиона осталась сидеть в нише с книгой, но так до конца вечера ничего и не прочитала. Несколько часов она так и эдак крутила мысль о том, что же произошло с самым неприятным человеком в школе.

      Пару минут она даже уделила обдумыванию теории Гарри, которая звучала как «Драко Малфой — Пожиратель Смерти», но потом признала её нереальной и перешла к другим версиям. Возможно, у него нелады с девушкой? Что и не удивительно, потому что надо быть либо слепой, либо бестолковой, чтобы встречаться с ним. Или он переживает за отца — тот ведь находится недалеко от Волдеморта и, вероятно, рискует жизнью каждый день.

      Наконец Гермиона вытащила пустой лист бумаги, чернильницу и написала короткое письмо Шерлоку, в котором изложила свои наблюдения и предположения. Как всегда, после письма ему на душе стало легче, и Гермиона поняла, что в силах покинуть спасительную нишу и присоединиться к друзьям (а точнее, к Гарри) за ужином.

      Ответ от Шерлока пришёл через четыре дня, но до тех пор произошло еще одно событие, которое всерьёз заставило её усомниться во всех своих версиях и задуматься о том, всё ли в порядке в этом мире — Малфой с ней поздоровался. Дружелюбно.

      Это было перед занятием по древним рунам, которые со всего Гриффиндора посещала одна только Гермиона. Малфой подошёл к кабинету раньше своих товарищей, взглянул на читающую параграф Гермиону и сказал:
 
      — Привет, Грейнджер.

      Всё было бы отлично, если бы дальше последовало что-то вроде: «Интересно, все магглы такие страшные, или ты даже на их фоне выделяешься?». Она бы посоветовала ему заткнуться, он снова сказал бы что-то весьма неприятное, и в конце концов, она ушла бы в кабинет. Но — нет. Он сказал «привет», достал из сумки учебник и тоже погрузился в чтение.

      «В прошлом году задачки были повеселей, — писал ей Шерлок. — Я предпочту шпионов и убийства, а не подростковые мелодрамы. Дождись следующего выходного, который вы все проведёте вне замка. Если произойдёт что-то потенциально опасное, значит, Д.М. связан с Пож. см. Если нет — его шантажируют жизнью отца и чего-то хотят получить. В любом случае, это не слишком интересно и тебя не касается. Держись от него подальше и занимайся окклюменцией, это полезней для ума. Ш.Х.».

      Гермиона прочла письмо три раза, особенно обратив внимание на слова о «потенциально опасном». Дело в том, что «потенциально опасное» в Хогсмите уже произошло — Кэтти Бэлл до сих пор находилась в Больнице св. Мунго, проклятая неизвестной магией ожерелья. Гермиона написала об этом Шерлоку и отправила сову. В этот раз ответ пришёл еще быстрее, всего через три дня. «КАК? — прочла она крупные буквы посреди листа. Далее мелким почерком внизу шёл текст: — Как ты могла расписывать мне полстраницы рыдания какого-то мальчишки, но не упомянуть о покушении? Проверь свои приоритеты. Д.М. — Пожиратель, у него есть задание, которое может выполнить только ученик Хогвартса. Думай, кого ему нужно убить и к кому больше никто из сторонников Т.к.н.н. не может подобраться».

      Прочитав это, Гермиона перевела взгляд на смеющегося над какой-то шуткой Симуса Гарри. Он был тем человеком, чьей смерти больше всего желал Волдеморт. Но он не стал бы поручать его убийство мальчишке, он даже своим ближайшим соратникам запретил его трогать. Тогда… Гермиона посмотрела на преподавательский стол. Профессора МакГонагалл, Стебель, Флитвик и прочие не подходили — едва ли они представляли интерес для Волдеморта. Слизнорт? Он скрывался долгие месяцы, возможно, он чем-то сильно мешает Волдеморту. Снейп? Нет, если бы Волдеморт узнал, что Снейп на самом деле служит Дамблдору…

      Дамблдор.

      Ответ возник в её голове внезапно и был безусловно верным. Дамблдор отсутствовал в этом году в школе большую часть времени, но всё-таки здесь он, величайший волшебник, был наиболее уязвим. Он верит в добро и честность и едва ли будет ожидать нападения от ученика. Если Шерлок прав, то Драко Малфой должен убить Дамблдора. Безумный план — мальчишка должен победить величайшего волшебника в мире. Но может сработать. Направь Малфой палочку на Дамблдора, тот не обезоружит его, а спросит с улыбкой: «В чём дело, мой мальчик? Тебя что-то тревожит?».

      Отведя взгляд от пустого кресла Дамблдора, Гермиона посмотрела на Малфоя. Тот сидел в стороне от Крэбба и Гойла и выглядел неважно — слишком бледный и отощавший, как будто высохший. Его и раньше сложно было назвать хотя бы симпатичным, а сейчас он и вовсе напоминал обескровленную жертву вампира.

      Рядом раздался очередной взрыв смеха, Гермиона вздрогнула и обратила внимание на Гарри. Сказать ли ему о своих подозрениях? Он охотно поверит ей, ведь это полностью совпадает с его теорией. Но что из этого выйдет? Он немедленно бросится к Дамблдору, расскажет всё о подозрениях, а директор в ответ улыбнётся и заверит его: «Не стоит беспокоиться, Гарри». Или же скажет: «Это серьёзное обвинение. У тебя есть доказательства? Не стоит обвинять человека в злодеяниях только потому, что он тебе не нравится». Он именно так и сказал, когда Гарри впервые упомянул о своих подозрениях. Он скажет так снова.

      Гермиона приняла решение ничего другу не говорить. К тому же, в этот момент в Большой зал влетела сладкая парочка, и Гермиона, почувствовав, что её мутит, поспешила удалиться из-за стола.

      Между тем, постепенно надвигалось Рождество, а в преддверии его — вечеринка для «избранных» у Слизнорта. И Гермиона решила хотя бы на время выбросить из головы покушения и опасности и немного развлечься, тем более, что у неё появился прекрасный план, как немного разозлить Рона и доказать ему, что она никогда не была им увлечена. План имел шесть с половиной футов роста, сверкающую белозубую улыбку, широченные плечи и звался Кормаком Маклаггеном. С чего он вдруг вообразил, что Гермиона — девушка его мечты, — было неясно, тем более, что по сути он был невыносимо-самовлюблённым типом с каким-то дикими замашками и чудовищными манерами. Но Рон его ненавидел и втайне даже завидовал ему, считая того лучшим игроком в квиддич, поэтому Гермиона не колебалась ни минуты, отвечая согласием на его приглашение. В конце концов, не сможет же он испортить ей вечер одним своим присутствием?

      Смог.

      Это было немыслимо, но он говорил без умолку, расхваливая себя и собственные квиддичные успехи. Они ещё не дошли до кабинета Слизнота, а Гермиона начала жалеть, что решилась на эту авантюру — заткнуть Маклаггена было невозможно, закончив одну историю про взятый только чудом, исключительно благодаря собственному мастерству, мяч, он переходил к следующей. Но и это был не предел — он ещё и руки начал распускать, пытался ухватить её то за бедро, то за грудь, и, в конце концов, прижал к стенке под омелой. Гермиона едва не взвизгнула от ужаса — огромный Маклагген в этот момент больше напоминал ей тролля, а не обычного парня, к тому же, от него разило потом и нечищеными зубами. Он улыбнулся (скорее, довольно ухмыльнулся), пробормотал что-то вроде «не ломайся» и наклонился вперёд, но Гермиона резко согнула ногу в колене, нанося болезненный удар. Маклагген вскрикнул и ухватился за пострадавший орган, а Гермиона почти истерично бросила:
 
      — Прости, я такая неловкая! — и кинулась прочь.

      Это была самая провальная вечеринка в её жизни — она сбежала в первый же час, поняв, что от Маклаггена необходимо спрятаться как можно надёжней, а сделать это в кабинете Слизнорта, пусть и расширенном чарами, было слишком трудно.

      Она пробежала несколько лестничных пролётов и наконец остановилась у окна. И неожиданно услышала:
 
      — Не понравилась вечеринка, Грейнджер?

      Она обернулась и увидела подошедшего к соседнему окну Малфоя. В темноте, на фоне вечернего неба он вдруг напомнил ей Шерлока — не поведением и не умом, конечно, а… моторикой, возможно. Или сложением — такой же длинный и очень худой. Сходство усиливалось ещё и благодаря тому, что сейчас волосы Малфоя не были зализаны назад, как обычно, а растрепались. Возможно, именно из-за этого она ответила куда мягче, чем отвечала Малфою обычно:
 
      — Не понравилась.
 
      — Так бывает, когда проводишь время в обществе придурков.

      Гермиона невольно улыбнулась — действительно, моторика была похожей. И это слово «придурки», сказанное с особым нажимом. Гермиона мотнула головой — померещится же! Но Малфой продолжил говорить:
 
      — Я по себе знаю. Ты вроде бы осознаёшь, что умён, но находящийся рядом придурок как будто бросает на тебя тень.
 
      — Мой друг говорит, что мир наполнен идиотами всех мастей, — произнесла Гермиона. Малфой хмыкнул:
 
      — Он прав, — и добавил: — с наступающим Рождеством, Грейнджер.

      Гермиона повернула голову и на короткое мгновение встретилась с Малфоем взглядом. Потом улыбнулась и ответила:
 
      — И тебя с наступающим Рождеством, Малфой.

      После этого она повернулась спиной и направилась в свою комнату. Настроение уже было не таким ужасным. В конце концов, Рон с Лавандой, Маклагген — всё это ерунда. Уже завтра она увидит родителей. И Шерлока, который наверняка поможет ей навести порядок в собственной голове.