Конечно он

Глава 8

ЧАСТЬ 2


– Жизнь моя померкла и потеряла всякий смысл. Всё, что интересовало и увлекало меня, ушло, исчезло, растворилось. И вернуть прежнее не было никакой возможности.
Ребёнок этот! Я же мечтал об идиллии, и вот тебе! Конечно, даже намекнуть на аборт я не посмел – зачем грех на душу брать? Конечно, он родился и всех вокруг сделал счастливыми. Просто надо как-то собрать себя по частям, организовать жизнь по-новому! У меня должно получиться, я же очень хорошо соображаю!
Я довольно долго собирался с мыслями, постепенно сжимал в кулак свою силу, активизировал мужское начало. Я готовил себя к прозаичной жизни обычного человека. Но в результате моих усилий, видимо, слишком рьяных, реакция пошла в другое русло. Я понял, что умру, если не совершу подвига на благо покоя моего естества.
Но я не сорвался, словно одержимый безумием. Нет! Я стал думать с новой силой. И оказалось… Я не очень хорошо соображаю?! Конечно!!! Потому что не додумался поразмышлять о неощущаемых материях. Но вот когда дошло и я понял…
Я понял, почему в данный момент рухнули мои планы. Потому что только недавно понял, для чего мне послана эта женщина! Обалдеть! И как же я раньше не догадался?! За столько лет даже не шелохнулось ничего! Но ведь настолько очевидно!!!
Учительница!!! Она же учительница!
Когда меня озарила эта мысль, всё встало на свои места.
Уф… Получается, она мне нужна, чтобы я смог замкнуть круг этот. И тогда всё прекратится, и я останусь удовлетворён! Уф…
Ведь началось всё с учительницы, с той. Началось всё – и счастливое сердцебиение, и радость, и боль, и удовлетворение.
Так, спокойно! Спокуха, как мы в школе говорили. Настраиваюсь на эту нематериальную волну. И понимаю – дело предстоит не быстрое. Буду внимательно следить за происходящим, и только когда она сделает тот шаг, когда всё сойдётся на ней, тогда!..
И я представляю, какой силы будет тот раз, последний, когда настанет её, финальная очередь!
Для меня это будет освобождение.
Для неё всё закончится навсегда.


Глава 8

– Мамочкино наследство! – улыбался Юра, когда четырёхлетний сын сидел возле него, перелистывал «Букварёнок» и называл все буквы алфавита.
– Я ещё умею читать слоги! У меня есть таблица слогов! – гордо произнёс Митя и отправился в свою комнату. – Сейчас покажу тебе, пап!
Юра посмотрел Мите вслед – и чего он боялся его рождения? Ведь сын замечательный, с ним интересно, Юра даже скучает по нему! И никаких проблем, а уж он-то запугивал себя, всё боялся, что из-за малыша не будет ему покоя!
Митя спал в отдельной комнате, и покой, необходимый футболисту Юрию Тихомирову, был обеспечен.
А ещё Митя был милый и очень умненький! Юра даже порой ловил себя на мысли, что развитие сына его пугает. Вот и сейчас, когда после длительной отлучки выяснилось, что Митька научился читать!
– Оль, а не рано ему читать?
– Нормально всё, – улыбнулась Оля. – Мите нравится, значит, это вовремя! Да и потом, он так рано стал говорить!
– Да, – вступила в разговор Олина мама. – Обычно девочки рано начинают говорить. Митя меня удивил тогда, ведь ему не было и двух лет, а он уже связно общался!
– А до года что вытворял!
Они обожали вспоминать то время, когда их любимый мальчик только-только начинал говорить. Митя тогда пытался произносить слова и почему-то называл предметы по-своему. Соску свою обожаемую он называл «дуда». Олю звал «няня», а Юру – «тятя», и это очень всех веселило. Любимую погремушку окрестил «эва-эва», кефир получил имя «нга», хлеб был «сиб». И ещё масса интересных, только Митиных слов.
– Да вообще-то всё понятно, – Юра с радостью посадил на колени сына, вернувшегося с табличкой слогов. – Митька же Ольгиными черновиками от диссертации играл, помню, дорогу для машин из них по всей комнате выкладывал!
...За прошедшие годы Оля смогла защитить диссертацию. И всё благодаря маме.
– Оль, тебе двигаться дальше надо, предзащиту ты уже одолела, теперь обязательно нужно защититься, – сказала однажды мама. – А тем более твой научный руководитель всячески тебя поддерживает! Не упускай такую удачу, подобное редко встречается! И ни о чём не беспокойся! Ведь у папы на заводе всё в гору пошло, и я спокойно смогу сидеть с Митенькой!
И Оля вернулась в институт, когда Мите исполнилось всего семь месяцев. А Любовь Васильевна уволилась из вечерней школы, и теперь она только занималась с учениками на дому по выходным дням и в те будни, которые были свободны у Оли. Оля так же преподавала на вечернем отделении. В институте всё было хорошо.
Хорошо, но Оля всегда с радостью возвращалась домой. Потому что стремилась побольше времени проводить с сыном. Казалось, Митя меняется каждый день, и Оля хотела быть рядом с ним, общаться и наблюдать за ним. У неё порой щемило сердце, когда она вспоминала о своём малыше, или тепло разливалось в её душе, когда Митя был с ней.
Она считала сына единственным счастьем в своей жизни!
Единственным счастьем... Хотя на жизнь свою она гневаться не смела.
Оля не сомневалась, что любит мужа. Просто любовь эта спокойная, та, которая приходит после первой любви. Ведь первая любовь вспыхивает огромным, прекрасным пламенем, потом затихает, и от неё остаются лишь тлеющие угольки-воспоминания.
Жаль только, что о первой любви Оля не подозревала, что узнала о ней слишком поздно. И... жаль, что узнала? Потому что ожог от этого пламени оказался слишком сильным.
Благо, раны заживают. А тем более у Оли имелся целебный бальзам – она не сомневалась, что сделала правильный выбор.
– Ради ребёнка женщина может пойти на многое. И это правильно.
Её замечательный Митенька!..
Больше всего Оля любила гулять с сыном вдвоём. И особенные прогулки выдавались по вечерам. Правда, это случалось не часто, ведь преподавала Оля на вечернем отделении. Но иногда Оля с Митей любили побродить, погулять между домами в темноте в их квартальчике.
Они шли, любовались светом фонарей, а в ясный вечер и редкими московскими звёздами... И разговаривали. Митя постоянно о чём-нибудь спрашивал!
– Мам, мы сегодня с бабушкой гуляли, встретили какую-то тётю, – Митя с удивлением посмотрел на Олю: – И эта тётя назвала бабушку Любовь Васильевна!
– Любовь Васильевна – это полное имя бабушки, – Оля принялась объяснять, что у человека есть имя и отчество.
– А твоё полное имя?
– Ольга Михайловна, – улыбнулась Оля. – Отчество у человека от отца. Дедушку твоего и моего папу как зовут?
– Миша.
– А полное – Михаил. А я – Ольга Михайловна.
– Мам, а у меня отчество?
– Юрьевич. Папа – Юрий...
Митя кивнул.
Юрий... Митя обожает отца, и Оля это всячески поддерживала, сглаживая все шероховатости. Юра не выносил болезни, и она с содроганием вспоминала день, когда Митя впервые простудился. Малыш закашлял ночью, а Юра, разбуженный, зло сказал:
– Идите кашляйте в другую комнату!
Они никуда не ушли, это Юра перебрался в гостиную на диван. А утром высказал – его это не устраивает. И дело тут не в разных комнатах! Но с тех пор Оля предупреждала мужа, если или она или Митя заболевали. Юра в те дни домой не показывался.
– Почему Митька заболел?! – порой спрашивал Юра, и в его голосе слышался гнев. Это Оля принимала на свой счет – она виновата и в болезни, и в том, что Юра не может приехать.
– Ничего страшного. Поболеть простудой ребёнку полезно, иммунитет вырабатывается, – отвечала Оля спокойно. И всегда чувствовала обиду: муж не приедет, он не выносит заболевших! Даже если это его сын...
... – Мам!
Оля вздрогнула – Митя оторвал её от печальных дум. И она улыбнулась сыну.
– А я... Митя Юрьевич?
Действительно, Оля ещё ни разу не рассказывала Мите о его имени.
– Митя – это ласковое имя. Я вот Ольга, а меня как называют?
– Оля! – оживился Митя. – А бабушка Люба – это Любовь! А я?..
– Митя – это Дмитрий.
– Дмитрий... Юрьевич.
Митя задумался.
– Я назвала тебя Дмитрием, но зову ласково – Митей. Дмитрий – это очень красивое имя. Я так считаю. Послушай, как красиво звучит – Дмитрий.


* * *

Эта зима выдалась ласковой – мягко-морозной и пушисто-снежной. В эту зиму Оля чаще обычного разрешала себе думать о Диме.
Со времени их прогулок в Ботаническом саду, зима стала для Оли любимым временем года. Ведь именно зимой она была по-настоящему счастлива, как в прекрасном сне. И в воспоминаниях своих она была счастлива. Зимой...
...Этой зимой Мите шёл пятый год, и в эту зиму он пристрастился к уборке снега. Отчего-то очень нравилось ему своей лопаткой прокладывать дорожки и, в конце концов, очищать всё пространство о снега.
Бабушка не приветствовала это увлечение внука, да и потом, они всегда ходили гулять в Ботанический сад. И там было не до расчистки снега. А вот с мамой!..
В один из февральских дней в Москву пришёл шикарный снегопад, и Митя то и дело подходил к окну.
– Столько снега нападает! – он предвкушал, что займётся своей любимой чисткой. – И мама скоро придёт!
И когда Оля приехала из института, они отправились на прогулку.
Во дворе было невероятно красиво. Тихо. И снежинки, медленно кружась, падали на деревья, на газоны и дорожки. Оля смотрела на притихшее великолепие, потом поднимала голову и любовалась, затаив дыхание, на потрясающее, фантастическое движение снега.
Митя с упоением расчищал площадку перед подъездом, а Оля... позволила себе подумать о мужчине, в честь которого назвала своего сына.
Она не видела Диму ровно столько лет, сколько было Мите. Дима исчез после их последнего разговора, когда Оля не смогла, и он понял и принял её решение. Исчез, будто и не было его никогда в этом доме, словно и не ходил по этому двору и не парковал машину перед подъездом.
Оля ни только не видела Диму, но даже и не знала о нём ничего. Конечно, она могла поинтересоваться о соседях сверху у мамы, ведь Любовь Васильевна время от времени созванивалась с Диминой мамой, и они ходили на прогулки. Но Оля боялась спросить. Оля была уверена, что мама что-нибудь заподозрит, да и выражение своих глаз она была не в силах контролировать. А тем более Димина мама жила с младшим сыном в другом месте. И вообще, было ощущение, что квартира на третьем этаже пуста.
Дима исчез. Ведь не может быть, чтобы она за столько лет хотя бы в окно его не увидела!
«Ты же сама сделала выбор! – говорила себе Оля. – И так лучше, правильнее!»
Но не могла не вспоминать его. Особенно зимой. Ведь первая любовь незабываема... А зимой так приятно погреться у пламени огня...
...Оля вздрогнула, услышав сквозь тишину, созданную падающими снежинками:
– Вечер добрый!


* * *

С целью продолжения укрепления дружбы и взаимного сотрудничества с государствами СНГ было принято решение о работе по обмену опытом по линии МВД и Минюста. Для укрепления сплочённости рядов сотрудников и повышения уровня раскрываемости преступлений было решено направить специалистов в дружественные, братские страны. Москве достался Узбекистан.
Когда об этом решении довели до сведения работников районной прокуратуры, в которой служил Дмитрий Шалимов, сотрудники впали в состояние унылого шока. Всех попросили ответственно подойти к данному постановлению и подумать. И все принялись соображать, как лучше отказаться.
Только Дима почти сразу решил, что это-то ему сейчас и нужно.
После последнего разговора с Олей он не мог находиться неподалёку от неё, страшась случайных встреч. Даже думая о ней, он чувствовал, как болезненно что-то сжимается в груди, а что уж будет, если он увидит её.
Дима даже переехал к бабушке в Орехово-Борисово в надежде, что расстояние и время притупят его страдания.
– По крайней мере, я ни окон Олиных, ни двери видеть не буду, – уговаривал он себя. Но порой не мог сдержать болезненный стон: – Оленька, Оленька!..
Его сердце металось, словно потерявший ориентир корабль в бушующем море. Это в душе Димы свирепствовала буря, и он не представлял, что с ним станется.
Легко расставшись со своей рыженькой любовницей, он кидался от женщины к женщине, но не надеялся найти пристанище – это всё было ненастоящее. Он мыкался полтора года, пока не появилось это неожиданное предложение, поработать на укрепление, расширение и благо.
Дима вечером этого же дня подошёл к своему начальнику и сказал, что согласен поехать в Узбекистан.
– Дим, ты подожди, может ещё кто захочет, – начальник растерянно посмотрел на Шалимова. – Ты мне здесь нужен вообще-то!..
Но всё же Дима уехал...
...Ташкент оказался, действительно, солнечным, добрым и хлебосольным городом. И Диму встретили с огромным уважением. А он дивился, что до сих пор слово «Москва» имеет здесь магическое, сильное действие.
Поселили его в общежитии МВД, в отдельной однокомнатной квартире, и он достаточно быстро освоился и погрузился в работу.
Он каждый день входил в здание районного отдела и начиналось... Убийства, кражи, разбои – всё как обычно.
Удивило Диму то, что здесь было достаточно много русских, особенно среди коллег, и порой казалось, что и не уезжал он из родной Москвы.
– Здесь даже рынок напоминает павильон «Космос» на ВДНХ! Такой же купол!
На рынок Дима ходил за провизией, а ещё обожал он здешний плов – умопомрачительно вкусный!
Дима сблизился со многими сотрудниками и на него перестали посматривать с осторожностью. Он ожидал этого и стал чувствовать себя как дома.
Удивило его только одно – начальник предпочёл сближение и доверительное общение дежурной дистанции начальника и подчинённого. И дело оказалось ни в желании лучше контролировать гостя из Москвы, а в личной заинтересованности. У Николая Ивановича Пташова была дочь.


* * *

Годы прошли быстро, благодаря обилию работы.
И когда на горизонте показалась дата Диминого отъезда, он перестал браться за новые дела, лишь заканчивал оставшиеся текущие и консультировал сослуживцев.
Самым последним делом, которым занимался Дима в дружественном Ташкенте, было ветвистое дело о карманных кражах в автобусах.
Оперативники установили плотное дежурство на маршруте, от пассажиров которого поступили заявления о краже, и удачно задержали парочку карманников – Миробаева и Темиргалиева.
Дело передали в суд.
Но вскоре начали поступать заявления от граждан о кражах из квартир. Этими пострадавшими оказались те люди, которые недавно стали жертвами воров – карманников Миробаева и Темиргалиева.
– Значит, они и ключики у граждан стягивали.
Дима сразу предположил, что у этих двоих был сообщник, который следил за жертвой, а потом, через некоторое время, спокойно обчищал квартиру – ключи ему передавали Миробаев и Темиргалиев.
– Я уже должен был уехать. Но придётся задержаться, – не в правилах Дмитрия Шалимова было бросать начатое. – Почему обстоятельства не пускают меня отсюда?
Значит, надо продолжать не только из-за принципов.
У людей выносили всё, что можно было хоть за сколько-то реализовать. У одной пострадавшей украли двадцать пиалушек, сорок тарелок, два чайника, шесть фужеров – всего на сумму две тысячи сто сум.
– Это сорок два рубля, – сделал Дима нехитрый подсчёт.
У другой похитили джинсы, три полотенца, кроссовки, кофту, ночную сорочку. Дима поражался «размаху» вора, но понимал, что и с этой мелочью можно держаться наплаву, если учитывать здешние цены.
Миробаев и Темиргалиев опровергали наличие ещё одного соучастника. Конечно. И Дима стал прикидывать, как лучше поговорить с каждым из них – всегда можно выстроить беседу так, что обвиняемый или проговаривается, или решает рассказать правду.
Но случилось неожиданное.
В милицию пришли две приятельницы – работницы текстильного комбината. Одна из них, Раиса Усманова, была пострадавшей от двойной кражи – карманников и квартирного вора, а вторая, под впечатлением от произошедшего с подругой, принесла ей на хранение некоторые вещи. И…
– Я собралась погостить к родителям, вот и решила попросить присмотреть… Муж сутками работает, а тут рассказы об этих кражах… И все в нашем районе, неподалёку от нашего комбината! Ведь кому надо выследит, что квартира остаётся пустой, – бормотала женщина. – Принесла, и оказалось, что пиалушки и чайники – это посуда, которую украли у Раи!
Неплохо!
Фамилия той, которая хотела отдать подруге на хранение вещи, была Данько. И под такой же фамилией проходил свидетель по делу о карманниках в автобусе – на это у Димы память и глаз были натренированы.
– Вы уверены, что пиалушки и другая посуда ваши? – уточнил Дима у Усмановой.
– Да! – она принялась рассказывать о приметах, по которым легко узнала свою посуду.
– А как к вам попала эта посуда? – обратился Дима к Данько.
Женщина едва заметно вздрогнула.
– Я на рынке купила… – проговорила она. – Дёшево отдавали, а я давно мечтала о такой красивой посуде.
– Вы запомнили человека, у которого покупали?
Она растерянно смотрела на Дмитрия – ещё бы, зашла к приятельнице, а та потащила её в милицию! Да ещё их к следователю отправили!
– Да разве их различишь, узбеков этих? Они все для меня на одно лицо.
– Понятно. А где именно на рынке вы покупали эту посуду?
– Неподалёку от заднего хода, где все с рук торгуют.
– Но… – попыталась вмешаться в разговор пострадавшая Усманова.
– Гражданка Данько взволнована, ей надо успокоиться, – взгляд Димы был сдержан, чем погасил недовольство Усмановой. – Чуть позже я приглашу её для составления фоторобота, уверен, она прекрасно помнит продавца.
– Да… Но…
– Вот видите, как всё сложилось. Уверен, что найдём преступников, – Дима поднялся, давая понять – разговор окончен.
Больше вопросов Дима задавать не стал. Он посмотрел вслед уходящим женщинам и вздохнул – порой ему казалось, что он видит человека насквозь. И это означало, что дело он расщёлкает!
– Раз дело быстро завершится, то покой я обрету всё же дома. Только вот с кем?..
…Но думать сейчас стоило о деле. Поэтому следователь Шалимов принялся за работу. Дима ввёл в программу поиска фамилию Данько и принялся ждать, что выдаст ему компьютер.
То, что Данько – свидетель по карманникам Миробаеву и Темиргалиеву, Дима ожидал.
– Не исключено, что это случайность. Но, возможно, он подстраховал себя, потому что видел – подельников всё равно загребли, – Дима задумчиво смотрел на экран монитора: программа поиска работала медленно. – А ребята профессионально сработали! Карманников взять нелегко.
Наконец… Всплыло старое дело о сбыте краденого.
– Ага!
Данько здесь выступил в качестве покупателя. Ну да, случайно проходил мимо и решил прикупить дешёвый утюжок, а в это время шла операция… Бывает. Некий же Чёткин, взятый с поличным, уже должен был отсидеть.
– Не мешает навестить этого Чёткина.
Потом Дима выяснил, что недавно сидевшая напротив гражданка Данько приходится супругой свидетелю Данько, и живут они в Ташкенте с рождения.
– И ещё будет говорить, что узбеки для неё на одно лицо!
Поначалу Диме тоже так казалось, но через несколько недель он присмотрелся к местному населению, и люди перестали быть похожими друг на друга! А что уж говорить об этой Данько, уроженке Ташкента, хоть и не узбечке!
– Не ожидал, что здесь много русских, – Дима ждал отчёта оперативника и размышлял о возможных ходах и ещё предполагал о сюрпризах, которые может преподнести это дело.
И первая неожиданность не заставила себя ждать – Чёткин пропал. Не успел освободиться, как исчез. Сестра, прописанная вместе с ним, жила в доме мужа и не слишком интересовалась делами вышедшего из колонии брата.
– Я дала ему ключи от нашей квартиры, и с тех пор мы не виделись.
Соседи же утверждали, что он давно уже им на глаза не попадался.
Как только Чёткиным заинтересовалась прокуратура, местное отделение милиции взялось за его поиски – сестра подала заявление об исчезновении, и процесс поиска начался.
А Дима вызвал для беседы гражданку Данько. И начал с её несообщения о преступлении.
– Посуду, которую украли у Усмановой, в дом принёс ваш муж, – Дима коротко улыбнулся. – Сделал жене приятное, раз вы давно хотели такие красивые пиалушки.
В этот раз Данько была спокойна.
– Я купила эту посуду на рынке, с рук купила.
– Конечно, ведь на рынке купить можно недорого.
– Именно так, – кивнула она. – А тем более с нашими-то доходами.
– Вы живёте здесь с рождения и не можете утверждать, что узбеки для вас на одно лицо. Вы не турист, впервые в жизни оказавшийся в Китае.
– Я купила эту посуду на рынке.
Теперь она отчётливо гнула свою линию. Но как всё же изменилось выражение её глаз. При первой встрече в них были растерянность, смятение и неверие, смешанные с непониманием. Теперь – желание оказаться правой, во что бы то ни стало правой.
«Женщина. Она так много значит в жизни мужчины, – Дима внимательно смотрел на Данько. – Иногда очень много».
– Посмотрим, что скажет ваш муж.
Взгляд Данько-жены отливал торжеством. Ещё бы – следователь практически раскрывает карты!
Она подавила вздох – наверняка, ему поскорее нужно закрыть это дело, а тем более это всего лишь кража.
… «Допрошенный в качестве обвиняемого гражданин Данько Ю.В. свою вину в предъявленном обвинении по статье 169 часть 3 пункт «б» не признал,» – записал Дмитрий Шалимов в протокол.
– Случайное стечение обстоятельств, я всего лишь свидетель.
Дима неохотно, но по всей форме поинтересовался подробностями появления в доме Данько краденой, как оказалось, посуды.
Данько чувствовал себя вольготно. Ещё бы – он мозг, да ещё и умеющий подчинить себе людей. Умения мало – голова нужна. Да и оплошность жёнушкину устранил.
Уходя, Данько улыбнулся Дмитрию Сергеевичу Шалимову. Понимающе так улыбнулся: вам всё проверить надо, товарищ следователь, я понимаю, бумажек побольше написать, у каждого своя работа.
Дима развёл руки – понимающе.
Следователь Шалимов вызвал повесткой гражданку Данько на допрос. Всё шло по продуманному Димой плану.
…Гражданка Данько выглядела ещё спокойнее и ещё увереннее – куда уж… Это то же самое, что выучить наизусть билет и быть уверенным, что именно тебе он и достанется на предстоящем экзамене. Но это, конечно, при условии, что преподаватель не начнёт задавать дополнительные вопросы по всему курсу.
«Несомненно, уверенный и откровенный разговор успокаивает, муженёк постарался. И оплошность её – пустяк, ведь «мозг» со всем справится. А тем более он ей хотел приятное сделать – посудку принёс. И вообще, теперь они будут предельно откровенны друг с другом. – Дима внимательно посмотрел на женщину. – А я постараюсь в другую сторону».
– Хочу предупредить вас о наказании за дачу ложных показаний, прежде чем задать вопрос, – Дима протянул Данько ручку, чтобы она подписала документ об осведомлении о правах и обязанностях. – Скажите, вы знакомы с этим гражданином?
Дима положил перед ней фотографию Чёткина.
Чёткин обнаружен не был. И трупов, подходящих под его описание в Ташкенте и области также не нашлось.
– Я…
Она вздохнула поглубже, но это был тот случай, когда воздух не нужен.
– И, кстати, в прошлый раз я не шутил, я могу официально предъявить вам вину о несообщении о преступлении, – Дима откинулся на спинку кресла. – Моё дело – предъявить, а вы уж потом доказывайте сколько угодно, что ни при чём.
– Это Чёткин, – она растерялась, ведь думала, что этот следователь будет беседовать с ней всё о тех же пиалушках. – Это Мишка Чёткин, он живёт неподалёку от нас. Недавно вернулся из колонии, – у Данько явно пересохло в горле.
– Он пропал, – Дима похлопал ладонью по бумаге, которую женщина только что подписала. – Скажите, когда вы его видели в последний раз?
– Больше месяца назад. Двадцатого ноября. Я уходила на работу во вторую смену, а мой муж разговаривал с Чёткиным во дворе нашего дома.
«Надо же, помнит точную дату! С чего бы это?!»
Он поинтересовался, как давно её муж знает Чёткина, что их связывает. Узнал, не в курсе ли она, за что Чёткин отбывал срок и как ко всем неприятностям знакомого относится её муж.
Она ответила на все вопросы так, как ответит любой непричастный и уверенный в непричастности близкого. Жаль только, что в горле першило.
Дима улыбнулся так, будто слова Данько-жены подтвердили его мысли.
Дмитрий Сергеевич Шалимов оформил протокол допроса, подписал ей пропуск. Пусть идёт домой и в красках опишет мужу сегодняшний допрос. Официальный разговор.
Если Дима прав, то несколько дел можно будет объединить в одно. И спокойно ехать домой, в Москву. Если, конечно, не вылезет ещё какой-нибудь сюрприз.
«Или моё место здесь?»
…Через несколько дней дежурный патруль обнаружил Данько Ю.В., находившегося в состоянии алкогольного опьянения. Данько валялся в мусорной канаве неподалёку от своего дома на улице Нарходжаева.
Когда Дима узнал об этом, у него будто что-то щёлкнуло в сознании.
– В недавних сводках было обнаружение обгорелого трупа в канаве на этой улице! – Дима вызвал к себе сотрудника, занимавшегося этим делом. – А ну-ка проверим!
Прибывший доложил:
– Труп мужчины, обнаруженный в мусорной канаве по улице Нарходжаева, остался неопознанным, поскольку был в сильно обгоревшем состоянии. Труп был в последующем захоронен как неустановленный в могилу № 1158 на городском кладбище Урта Сарай.
– Будем эксгумировать.
Дима поспешил к своему начальнику.
...«Вечером 20 июля... Данько Ю.В., находясь во дворе своего дома в Миробадском районе г. Ташкента, совместно с гражданином Чёткиным Михаилом Андреевичем 1973 года рождения, распивал спиртные напитки. После чего на почве неприязненных отношений (из-за невозвращённых Данько Ю.В. денег Чёткиным М.А. за сбыт краденых вещей), между ними произошла драка, в ходе которой Данько Ю.В. поднял деревянный брус, которым стал наносить Чёткину М.А. удары в область головы и шеи, а так же грудной клетки. От полученных ударов последний потерял сознание и упал на бетонную дорожку. Данько Ю.В., испугавшись содеянного, пытался привести в чувство Чёткина М.А., однако, это ему не удалось. Решив, что Чёткин М.А. мёртв, Данько Ю.В. с целью сокрытия следов преступления, завернул в одеяло находящегося в бессознательном состоянии Чёткина М.А. и, уложив его в тачку, в ночное время вывез его со двора своего дома и сбросил в траншею, расположенную недалеко от своего дома по улице Нарходжаева. Затем Данько Ю.В., обложив неприходящего в сознание Чёткина М.А. находившимся в канаве мусором, поджёг его. После чего скрылся с места совершения преступления.
Позже труп обнаружили местные жители, вызвали сотрудников милиции. Этот труп был в последствие захоронен как неустановленный».
– Дим, как ты смог просчитать этого Данько? – начальник был доволен. – Ну ты и соображаешь!!!
– Ищите женщину! – улыбнулся Дима: именно на психологии отношений он и сыграл.
– Что?
– Просто эту версию решил проверить первой, – Дима вздохнул: наконец, он оформил все документы по объединенным делам. – И повезло!
– И как тебя из Москвы отпустили? – в который раз удивился Николай Иванович Пташов. – Я вот не хочу тебя отпускать!
«...Сходные отождествляющие признаки словесного портрета Чёткина М.А. и черепа неизвестного мужчины, положительные результаты фотосовмещения, АГИ-1, совпадения возрастной группы позволяют заявить, что изъятые кости черепа неизвестного мужчины из могилы №1158 – могут принадлежать Чёткину Михаилу Андреевичу 1973 года рождения.
Своими умышленными, преступными действиями, выразившимися в умышленном убийстве при отягчающих обстоятельствах, то есть лица, заведомо для виновного находящегося в беспомощном состоянии, с особой жестокостью, из корыстных побуждений, Данько Ю.В, совершил преступление, предусмотренное ст. 97 часть 2 УК Республики Узбекистан».
– И ведь пришёл пьяный на место преступления этот Данько! – Николай Иванович просматривал справки. – Всё как в классическом детективе. И главное – он пришёл с повинной!
– Это его судьба привела, – задумчиво пробормотал Дима.
Пташов был доволен – карманники сознались, что были в сговоре с Данько, все безупречно сложилось в этот раз!
– Судьба, говоришь? – Пташов отложил папку с обвинительным заключением. – Знаешь, Дим, у меня к тебе есть два предложения.
– Давайте, – улыбнулся Дима.
– Один мой друг нуждается в твоей консультации и, возможно, в помощи.
– Если смогу, то почему бы и нет, – у Димы было достаточно свободного времени: все положенные отпуска он отложил на конец своего пребывания в Ташкенте.
– Кстати, заплатит он по достоинству!
– Посмотрим, что за дело.
Пташов улыбнулся:
– И ещё, Дим, жена с дочерью надеются, что ты встретишь Новый год с нами! – Николай Иванович озорно подмигнул Диме. – Будет отличный праздник! И потом, как Новый год встретишь, так его и проведёшь! Ты подумай, – и тихо добавил: – Нина мечтает об этом...
Нина.
...Диме очень, очень нравились эти карие глаза. Но те, светло-серые глаза, способные при солнечном свете отливать фантастической голубизной русского неба, он любил.