Конкордия

Конкордия

Главная аллея Летнего сада вычерчивалась стройной перспективой, повинуясь замыслу своего устроителя. По сторонам хрусткой дорожки белели безмолвные классические фигуры, а над головами их соприкасались протянутые ветви. Сдержанной роскоши этого регулярного парка был удивительно к лицу нынешний день в своей робкой недораспустившейся прелести. Свободный бесцветный воздух среди крон, еще не затканных шепчущей зеленью, будто обозначал все земные предметы ярче. Софья сделала шаг от ограды, чтобы, как сквозь рамку, поглядеть на сад в позолоченное полукружье на воротах, но муж окликнул ее и потянул за руку. Они взошли на гулкую палубу легкого парохода.

Последний выдох утреннего дождя отлетал тяготеющей дымкой, и город казался вышедшим из вод, едва нарисованным негусто разведенными красками и еще не застывшим. Маленькое судно, храбрясь, одолевало стрежень и оставляло за собою уверенный пенистый след. Стараясь не вмешиваться в разговор мужа с beau-frère, Софья следила за плеском поднимавшихся волн о тяжелые парапеты набережной, и память ее отвечала взору:

И в пене вод гранитных крылец их

Купалися широкие ступени

Но вслед за этими словами, дарящими торжественный сквознячок выговоренной красоты, которой она сопричастна, воображению представали другие, стоявшие рядом: Над городом таинственные звуки, Как грешных снов нескромные слова Неясно раздавались, и Нева Меж кораблей сверкая на просторе, Журча, с волной их уносила в море Стих этот пугал и будоражил ее своей прельстительной силой: Софье казалось, что где-то совсем рядом, теперь особенно близко — хоть в четвертом этаже по набережной Карповки, за раскрытыми окнами живут свободные счастливые люди, которым принадлежат эти грешные сны и нескромные слова. И жизнь их так естественна и покорна природе, что голос поэта сродняет ее со стихией. Но положение графини Соллогуб настолько этому противоречит, а тот, с кем ей бы хотелось видеть грешные сны и произносить нескромные слова, так далек даже от начала чего-то подобного, что лучше бы стихи говорили о волшебной, недостижимой стороне, чем об этом желанно безвыходном городе.

За прочитанными строками в воображении Софьи возникло лицо поэта, полустертое воспоминанье о пристальных взглядах, которые ей приличия ради пришлось пресечь. О стихотворении, которое он на следующий день принес ей, а она даже не успела запомнить — несчастливый листок тотчас забрал муж. И о том как после, спустя несколько месяцев, она услышала о трагической гибели сосланного поручика. Но Мишель не вызывал у графини никаких чувств, кроме участья и желания сострадать, для чего хотелось узнавать бессмертную часть человека и говорить с ней. Лучшие спокойные минуты своей души она и посвящала беседам с ним, Пушкиным и Жуковским. Но высказать потаенных своих желаний Софья не смела никому даже из этих незримых спутников. И оттого, чтобы не тяготиться ими так жестоко, она могла говорить лишь к воображаемым дриадам Аптекарского острова или к таинственным духам неразглядимой в своей толще воды.

«Отчего он не умеет ценить Лермонтова, как мог изменить ему столь безупречный вкус? Я решительно не могу мириться с этим — усажу перед собой и прочту всю «Сказку для детей», и пусть попробует не согласиться со мной в том, что это вершина грациозности и красоты».

Увлекшись этим мечтаньем, графиня почувствовала, как дыхание стало тесным и румянец прилил к щекам — перед внутренним взором был тот, кому посвящено оно. Смеются маленьким сомнением морщинки в уголках его губ, и праведное негодование ее сменяется жгучей нежностью, и вот уже она сидит не за столом перед ним, а у него на коленях, и поэзия остается забытой, уступив место самой жизни.

Пароход покачнулся, немилосердно вверяя Софью настоящей минуте. Через несколько мгновений она с гранитной пристани провожала взглядом его неспешный ход в сторону Черной речки. Слияния с ней отсюда было не различить, но поднятая волна, медленно опадая, делала графиню ближе к ее упованиям. Там за Строгановой дачей лежала окутанная недостижимостью, возлюбленная Спасская мыза, одно названье которой отяжеляло дыхание.

«Он теперь там. Ходит по саду? Стряхивает с плеч хрупкие березовые сережки. Работает за столом, высоко закатав рукава? Или, быть может, сделал несколько верст пешком, чтобы послушать концерт?»

Последнее предположение всего более улыбалось Софье, ведь ради самой малой возможности такой встречи она убедила мужа ехать не на Елагин, где танцует теперь весь свет, а сюда, на Королеву дачу — скромное пристанище оркестра «Конкордия». Правда, граф и по этому случаю облекся в камер-юнкерский мундир, будто, пропустив один бал, он рисковал утратить звание блестящего придворного. Софья поглядела на него со снисходительной улыбкой, в которой просквозило словно извиняющееся сожаление. И тут же, неподвижно раскланявшись со знакомыми, поймала себя на маленьком самодовольстве в том, что хоть на какие-то чувства теперь способна, кроме жалости к себе.

«Он, верно, думает, что я за музыкой его сюда привезла», — говорила про себя Софья, мучась смесью должного стыда и бесстрашной самопровозглашенной надежды.

И правда, Владимир Александрович полагал, что графиня, дочь признанного музыканта-любителя, ищет на этом вечере эстетических впечатлений. С тех пор, как она сделалась его женой, одарив вместе с собою богатым приданым и галереей комнат в родительском доме, пристанище аристократизма и тонкого вкуса, он перестал входить в ее интересы. Когда-то проведший два года в исканиях руки фрейлины-любимицы императрицы Александры Федоровны, начинающий писатель Соллогуб даже выпустил повесть по желанию одной из великих княжон. Там он изобразил себя самого, влюбленного в идеальное существо, каким видел будущую невесту, и ряд узнаваемых под вымышленными именами фигур большого света. Кто-то видел в этой истории даже пасквиль на одного молодого опального поэта, но автора прельщала цель, и он не старался о средствах. На неопытную особу такой заметный подарок ожидаемо произвел впечатление. Но можно ли было судить о подлинном настроении девушки, принадлежавшей высшему сословию, своей семье, императорскому двору, и едва ли — самой себе?