Консерватория: музыка моей души

Глава 4

В комнате меня ждала Ния, складывающая свои учебники на свободную полку стеллажа.

- Ничего себе! Неужели с каждым курсом количество предметов увеличивается вдвое? – произнесла я вместо приветствия, увидев внушительную стопку.

- Что? – не поняла соседка, но потом проследила мой взгляд и, улыбнувшись, ответила. – Нет, просто я люблю читать. Тут много трудов по истории музыки, не входящих в обязательную программу, а мне интересно.

- Как ты эту кипу только дотащила? – снова спросила я, пытаясь представить себе тяжесть двух десятков солидных томов.

- Мне Кеннет помог, - произнесла подруга. – Он никогда не может пройти мимо девушки, несущей что-либо тяжелей скрипки.

- Да, это я уже заметила, - усмехнулась я, вспоминая эпизод с Делмой и контрабасом. – Он славный.

- Да, Кеннет очень хороший, - подтвердила солнечная девушка, определяя на полку очередной талмуд. – Его и госпожа Кин всегда пускает в наше общежитие, знает, что он девушкам помогает без далеко идущих коварных планов.

Я снова улыбнулась. Так вот почему третьекурсник так хорошо ориентируется в женском общежитии. Оказывается, редкая студентка, взваливающая на себя непосильную ношу, остается без помощи сильного плеча оллама Кеннета. Не понимаю, как на его фоне подруга вообще могла заметить этого своего Грейнна. Кстати, о нем.

- А почему тебе Грейнн не помог? – не смогла удержаться от вопроса я.

- Грейнн на дополнительных занятиях по специальности, - с готовностью ответила Ния.

- Он у тебя с исполнительского? – уточнила я.

- Да, играет на скрипке. Очень красиво. Он лучший на факультете. Это и неудивительно: Грейнн очень талантлив, - с желтыми лучиками гордости в голосе подтвердила подруга.

Мне вдруг почему-то стало стыдно за свои недавние мысли. Ведь раз солнечная девушка видит в своем любимом хорошее, значит, оно должно в нем быть.

- Кстати, Ния, я ведь так и не спросила тебя, как тебе учится на вокальном? Должно быть, ты владеешь своим голосом, как инструментом?

Подруга улыбнулась своей солнечной лучащейся улыбкой и ответила:

- Знаю, на нашем факультете учатся олламы не с самым высоким уровнем дара, но мне очень нравится. И да. Нас учат многому и контролю в том числе.

Соседка говорила правду: самыми перспективными и сильными были олламы композиторского факультета, после них – исполнительского, затем – вокального, а самыми слабыми считались студенты музыковедческого. Но никто из них не жаловался, потому что изучать феномен олламии и создавать теоретическую базу, облегчая труд познания дара другим, было не менее интересно. Так, по крайней мере, утверждал мэтр Муррей.

- Главное, что нравится, - ответила я. – Я бы хотела послушать, как ты поешь.

- Тебе представится такая возможность во время зимних академконцертов, - ответила соседка.

- Обязательно приду послушать и поддержать, - заверила я подругу.

За разговором состояние после встречи с Дарраком Кейном притупилось. Руки уже давно перестали дрожать. Так что на ужин мы вместе с Нией отправились в хорошем настроении. В этот раз я не опоздала к началу приема пищи, поэтому снова застала явление старшего повара в столовую. Мастер Аодх, как и в прошлый раз, осмотрел присутствующих в столовой и величественно пожелал приятного аппетита своим насыщенно-томатным голосом. В ответ ему прозвучал нестройный благодарный гул, после чего повар с достоинством развернулся и покинул помещение, а к раздаточным тележкам потянулась вереница голодных студентов.

После того, как мы с Нией наполнили свои подносы, усаживаясь за стол к Кеннету и Делме, я произнесла:

- Мастер Аодх такой вежливый. Неужели он желает приятного аппетита студентам каждый прием пищи?

- Конечно, - ответил парень. – У него такой ритуал: в течение учебного года он приветствует студентов перед раздачей, а на каникулах - после нее. Сама понимаешь, на каникулах людей меньше, а на протяжении года народ растягивается и приходит в разное время.

Я кивнула. Дисциплина у студентов – вообще слабое место, а у творческих студентов так вообще – уязвимее не придумаешь.

После ужина извинилась перед друзьями и оставила их. Мне нужно было снова подняться на третий этаж, чтобы переписать расписание, о котором я совершенно забыла, обескураженная сегодняшним происшествием.

Благополучно переписав необходимые сведения, я уже хотела спускаться, когда услышала чей-то игривый переливчатый смех, потом звук удара, как будто что-то упало, а затем совсем уж непонятный  - как будто на клавиши рояля прыгнули. Не понимая, что происходит, я пошла к кабинету, откуда доносились странные звуки. Дверь была не заперта, именно поэтому я и услышала эти странности. Подойдя вплотную, я занесла руку, чтобы постучать, но в этот момент посмотрела в щель и застыла.

Вплотную к роялю стоял парень. Он, одной рукой крепко прижимая к себе девушку, сидящую на клавишах инструмента, увлеченно ее целовал, собрав ее волосы в кулак свободной руки. Сам факт такого фривольного использования  инструмента уж явно не по назначению разозлил меня настолько, что я уже была готова распахнуть створку и… не знаю, что бы я сделала, но встать с черно-белых клавиш дамочку заставила бы. Однако в этот момент парень оторвался от губ своей пассии, и я разглядела его лицо. Улыбка полная предвкушения, страсти и превосходства растянула губы Грейнна. Девушка же смотрела на молодого человека с восторгом и обожанием. Она вздохнула, облизала губы. В глазах Грейнна зажглись темные огоньки, и поцелуй продолжился под аккомпанемент стонов неизвестной мне студентки и тихо возмущающихся подобным возмутительным использованием своих клавиш рояля. Эти звуки и ошеломление черными змеями приковали меня к месту, не позволяя пошевелиться. В голове не было никаких мыслей, только узкая картинка в обрамлении грязно-фальшивых вскриков инструмента и красных всполохов тихих стонов девушки.