Контракт на гордость

Глава 15

Лиза, 13 лет назад

Человека невозможно вытащить
из-под завалов прошлого. Либо ты
выкарабкиваешься самостоятельно,
либо остаешься под обломками.

(с) «Счастливая», Элис Сиболд.

Первый раз мы пересекаемся с Мариной на Сашиных проводах. И на фоне этого прекрасного лебедя с идеальной белоснежной кожей и россыпью обворожительных веснушек на маленьком носу я мигом превращаюсь в несуразного гадкого утенка. Угловатого, неуклюжего и сомневающегося в собственной привлекательности. Да здравствуют подростковые комплексы.

Горячий летний ветер поднимает полы ее короткого нежно-голубого сарафана, обнажает точеные стройные ноги, и я даже успеваю заметить край соблазнительного белья кремового цвета. Воспринимая как данность и восхищенный взгляд Волкова, и пристальное внимание всех его друзей.

Целый вечер я пытаюсь найти в Лебедевой хоть микроскопический изъян, но сдаюсь, обреченно махнув рукой на провальную с самого начала затею. Она Сашина ровесница, ее волнистые медные локоны идеально уложены, ярко-зеленые глаза идеально накрашены, да и чувства к Александру видятся искренними.

Поутру перед зданием военкомата она виснет на Волкове, обвивая руками его за шею, и запечатывает глубокий жаркий поцелуй у него на губах. Отчего мой желудок скручивает в болезненном спазме, а по автобусу, полному призывников, прокатывается громкий завистливый вздох. Нормально попрощаться с Сашей у меня не получается, единственное, что служит слабенькой, но компенсацией, это брошенное Марине: «Присмотри за Лизой, пока меня не будет, пожалуйста».

И Лебедева с бескрайним энтузиазмом принимается за перепавшее ей поручение, посвящая меня в премудрости макияжа и таская за собой на латинские танцы. Она даже иногда заскакивает в школу, переговорить с классным руководителем или учительницей английского языка – в общем, делает то, от чего открестилась моя маман, заарканившая олигарха и готовящаяся ко второй пышной свадьбе.

Я больше не ищу в Марине недостатки, потому что она исправно пишет Волкову письма и все свободное время проводит либо со мной, либо с Глебом – Сашкиным лучшим другом. Она хорошо готовит, печет ажурные тонюсенькие блинчики и умопомрачительный вишневый штрудель, и даже умеет вышивать крестиком. Все эти факторы только сильнее убеждают меня в том, что Лебедева станет прекрасной женой, а мою безответную влюбленность в Волкова лучше похоронить на дне Атлантического океана.

Срок Сашкиной службы медленно, но верно подходит к концу, и на вокзал мы едем втроем: я, Марина и Глеб. Перекидываемся подколами и анекдотами и запиваем липкую июльскую жару холодным малиновым морсом. Железнодорожный состав с глухим скрежетом осаживается на перрон, а каучуковые босоножки на небольшой платформе сами несут меня к тринадцатому вагону. Я оставляю спутников далеко позади, чтобы увидеть, как Волков, с болотного цвета сумкой наперевес, первым спрыгивает с подножки. Он ловит меня в распахнутые объятья и заразительно смеется, кружа так, что у меня перед глазами мелькает рой бабочек и множество разноцветных пятен. 

– Лизка, совсем взрослая стала, – Саша медленно пропускает сквозь огрубевшие пальцы пряди моих чуть влажных волос и возвращает ладонь на поясницу, не подозревая, что этим простым движением будит в груди шквал бушующих эмоций. Начиная от щенячьей нежности, заканчивая несмелыми ростками пробивающейся надежды. – Похорошела!

– Я так скучала, – бормочу чуть слышно, изучая трехдневную щетину, которая безумно ему идет, мой личный фетиш – ямочку на щеке, и раздавшиеся вширь плечи. В эту короткую секунду весь мой мир сужается до теплой улыбки, предназначенной лишь мне одной, и ореховой радужки его завораживающих омутов.

– Я знаю. Я запомнил каждое твое письмо, – от сказанных проникновенным шепотом фраз хочется петь, а еще не хочется возвращаться в суровую реальность, в которой Волков мне не принадлежит, а Марина мечтает снять скальп с моей головы в лучших традициях индейцев чероки.

Лебедева мой забег явно не оценила, тем более, что я давно уже не гадкий утенок: ее ноги проигрывают моим в длине, а формы – в округлости. Да и в модных лодочках на высоких шпильках вкупе с узким обтягивающим платьем до колен не слишком удобно преодолевать дистанцию с препятствиями на время. В конечном итоге, Марина все-таки протискивается между снующими туда-сюда людьми и за плечи отцепляет меня от Саши, после чего впивается в его губы собственническим поцелуем. В очередной раз вдалбливая в подкорку: «Не трогай – не твое!».

С тех пор я постепенно начинаю отстраняться от Волкова, находя благовидные предлоги для того, что пропустить день рожденье Глеба или новогоднюю вечеринку. Потому что я недостаточно мазохистка, чтобы неустанно наблюдать за чужим счастьем. Я искренне желаю Саше добра, но слишком себя люблю, чтобы раздирать трепыхающееся сердце в клочья.

Все чаще я зависаю у Григорича, примеряя на себя роль волонтера. Заполняю журнал посещений, помогаю сводить бухгалтерию и просто развлекаю строгого тренера, рядом с которым образовавшаяся между моих ребер пустота кажется не такой всеобъемлющей. Волков исправно заглядывает в зал, интересуется, как мои дела и не связалась ли я с дурной компанией в универе, а еще требует заехать к нему в гости на следующей неделе. И все течет ровно и гладко до одного осеннего вечера, переворачивающего наш мир вверх дном.

Стрелки стареньких настенных часов неторопливо подбираются к полуночи, а я так и не продвинулась в написании курсача дальше введения. Строчка заползает на строчку, цифры танцуют безумную джигу-дрыгу, чему, скорее всего, виной накопленная усталость и несколько дней без сна. Спасибо родителям и очередной дележке нажитого в браке совместного имущества. Матери достался двухэтажный дом, к ремонту и уборке которого она никогда не притрагивалась. Отцу – дергающийся глаз и предынсультное состояние. Мне – квартира покойной бабули с расстроенным пианино и новая порция разочарования.