Контуженная гейша

К вечеру буря отступила и последние волны разбились о берег, укрытый щепами. С высоты небес богиня Аматерасу обратила заплаканный лик на великое воинство – их праздник наполнил площади просторного императорского дворца, что массивно возвышался над островом.

Император был известен, как высочайший ценитель искусства. Известные танцовщицы каждой провинции прибыли во Дворец – лучшая из них должна была получить почётный статус Первой гейши новой Империи.

Но не все наёмники беззаботно предавались веселью, не все восторгались зрелищами. Мрачнее безлунной ночи сидела Янока. «Никогда ещё мне не было так одиноко и пусто посреди шумного празднества, да и вина не пьянят так, как раньше… – С болью думала она, бросая на стол очередной пустой кубок. – Отныне радость стала чуждой моему сердцу».

С высокой террасы сам император окинул взглядом своё воинство.

– Последний из известных нам противников отступил за пределы мировых просторов – каждый риф, или островок существующей Вселенной теперь лежит под моей властью! Но, став Великим строителем Империи, я не мог воочию лицезреть незыблемые подвиги, за которые чествуют мою власть… В сегодняшнем танце желаю увидеть всю свою жизнь, дабы познать истинную радость победы.

Первой танец представляла столичная артистка. Одно лишь появление красавицы вызывало восхищение и трепет. Мир преобразился с первого же грозного жеста, и одеяния, подобные крыльям белоснежного журавля, распластались, словно поддерживая решительный полёт гейши.

Как рукой сняло хмель Яноки. Снова горизонт заслонили белые призраки. Напряжённые паруса со скрипом надвигались на её сознание. «О, будь наш флот, хотя бы подобием образа этого мастера, мы бы одержали победу, даже не вступая в бой… А Идзанами-сама не распростёрла бы свои объятия из пучины моря, покрыв его обагрёнными обломками судов…».

Окончив выступление и умелым жестом развеяв образы, гейша грациозно поклонилась. Все стихли, внемля слову императора.

– Твоё искусство замысловато. – Сказал он. – Но подними очи: пред тобой несокрушимый оплот нашего Мира, моя стража непобедима, а влияние безгранично. Твоим бессильным колдовством не впечатлить могучего Владыку, но можно лишь пугать глупых птиц на ячменном поле!

И пристыженная артистка поспешила удалиться.

Второй вышла танцовщица с далёкого острова, не по годам знаменитая. Едва касаясь земли, она закружилась в летучем танце. Казалось, что движения девушки удерживает лишь сила мысли, а не материя…

И новое отчаянное дежавю охватило душу Яноки: «Ах! Если бы и мой последний танец был таим же лёгким, а чувства столь же стремительными, каждая стрела в небесах стала бы предсказуемой, и пение моего экипажа не сменилось бы хрипом…».

И время вновь вернулось в свою колею. И юный мастер поклонилась, переводя дух. В наступившей тишине владыка ответствовал:

– Вижу, ты старалась на пределе сил, но подними взгляд: все богатства мира принадлежат мне! Неужели девчонка полагала, что низкий полёт её мечтаний может искусить самого императора? Если же ты хотела удивить меня, следовало выбросить прочь своё пёстрое кимоно и танцевать голой.

И, всхлипнув, вторая артистка убежала прочь с помоста под оживлённый гогот толпы…

– Я поняла, в чём их ошибка! – Вдруг воскликнула Янока, поднимаясь над пирующими. – Не ведавшее страданий сердце, не способно понять цену любви. Так же и душа не осознает цену жизни, не познав смерти.

И, усмирив страх, она следующей вышла на помост. Никто не посмел остановить её, ведь каждый знал, что пред ними искуснейший воин провинции. И, глядя сквозь удивлённые усмешки придворных, задав каблуком ритм, она запела:

Поймай взгляд Мира,
Когда разящий спектр
Коснулся сердца,
И твой последний замок
Померк в огне заката…

Затем, она поникла, как будто в поклоне, но вдруг пропала из вида, ринувшись вперёд, и, словно дикая кошка, взлетела по отвесной стене на террасу, внезапно представ пред самим владыкой, с грохотом столкнув головами опешивших стражей. Отделявший их стол был с лёгкостью опрокинут и император с ужасом, встретился взглядом с запёкшейся ярью минувшего сражения, казалось бы, так легко отболевшего. Мир замер в его сознании, словно застыли в воздухе яства, летящие над головами министров. И узрел он, что элитные телохранители также оцепенели, боясь дохнуть!

И, когда твёрдой рукой воин сжала рукоять вакидзаси, вся жизнь пронеслась перед глазами императора: как чужда была ему чужая боль, сколько мирных целей он откладывал на будущее, не думая о грозящем закате…

В последний же миг Янока вдруг замерла, испепеляющим роком нависнув над ним. Но беспощадный дух воина неотвратимо настиг свою цель, за пару мгновений превратив императора в седовласого старца… И последний алый луч, отразившись от лезвия, вдруг расправился всеми цветами мироздания, увлекая его зыбкое сознание в вечность…

Тишина нависла над площадью. Лишь Аматерасу, не выдержав скорби, отводила горестный взор от разорённого мира, неспешно погружая дворец в бездну…

– Его Величество осознал цену жизни? – Прозвучал голос Яноки. – Или мне обнажить свой меч?!