Корабли тоже умирают

1

— Пеппи? Пеппи, ты где? — Надя выдохнула, выпуская едва заметное облачко пара. — Пеппи, ко мне!

Команда тоже не подействовала — собака не отозвалась. Пеппи, обычно отличавшаяся умеренной послушностью, могла прятаться за кустом через дорогу, но идти по ухабистой грунтовке, которая осенью превращалась в месиво, Надя не хотела: в надежде, что Пеппи вернётся, переступала с ноги на ногу на заасфальтированном тротуаре. Мало того что придётся мыть Пеппи от лап до кончиков ушей, так ещё сама по колено изгваздается.

— Пеппи-и-и! — окликнула Надя, оглянулась на стройные ряды панельных многоэтажек с яркими фасадами и догадалась, что ждать дальше не стоит.

Перед ней лежала низина, усеянная скрючившимися полуобнажёнными позднеосенними деревьями: с возвышенности, где не так давно построили целый микрорайон, виднелись грязно-серое, в щербинах, полотно реки и противоположный берег с белыми очертаниями высоток, утопающих в густом лесу. Возможно, оптическая иллюзия, и лес был такой же редкий, как и на этом берегу: из окна Надиной квартирки на двенадцатом этаже наблюдались двор и стена соседнего дома. Впрочем, оно и к лучшему — обещанная застройщиком набережная не появилась и спустя три года, а развалины судоремонтного завода, которые обещали убрать после сдачи третьей очереди, приятным видом назвать было нельзя.

Жизненные обстоятельства вынудили Надю переехать, перед новым этапом она много раз прописывала плюсы и минусы будущего жилища, в конце концов решившись: низкая цена победила другие доводы, хотя больше всего страшили, конечно, не пейзаж и дурная слава района, а почти полуторачасовая дорога до центра города. С другой стороны, думала Надя, она фрилансер и работает на дому, значит, ездить часто не будет. Пару раз в неделю, чтобы закупиться — можно подгадать время не на часы пик.

В общем, Надя купила квартиру, а через год после новоселья взвыла и полезла на стенку, обклеенную бежевыми обоями в цветочек — от одиночества и монотонности. Так в её жизни появилась Пенелопа — золотистый ретривер, искренний друг и компаньон, в любую погоду требовавший прогулок. Надя не роптала — в одиночку исследовать окрестности ей, честно говоря, было страшновато. В новостной ленте ничего особенного не встречалось, хотя поговаривали, что несколько лет назад здесь пропадали люди, к тому же обитатели частного сектора регулярно наведывались в новенький микрорайон, чтобы навести там свои порядки: сломать почтовые ящики, разрисовать стены и натворить прочих мелких пакостей, а то вдруг благополучным соседям жизнь мёдом покажется. Поэтому территорию и подъезды оборудовали видеокамерами, а весь участок обнесли решётчатым забором — вход по ключу от домофона или если кто откроет.

Залив реки, который местные и не только называли затоном, ранее занимала судоремонтная база. Она давно не функционировала, производственные постройки трансформировались в руины с пустыми глазницам окон, но корабли остались: разнокалиберные, сплошь покрытые ржавчиной, без стёкол в иллюминаторах. Какие-то доживали свой век на суше, выставляя напоказ сгнившие днища с зияющими дырами, какие-то — на воде, полузатонувшие и не менее пугающие.

От сильного ветра корабли стонали и выли на разные голоса, словно живые; Надя никак не могла привыкнуть к жутким звукам и включала в наушниках музыку, чтобы не думать об их печальном зове. На собраниях жильцов она подписала не одну бумагу, взывавшую к совести строительной компании — ведь обещали же облагородить местность, — но пока ничего не менялось. Не получилось и бесшовной интеграции: микрорайон превратился в островок иной жизни с закрытой территорией — его окружали не только кладбище кораблей, но и многочисленные приземистые частные дома, а также ветхие и покосившиеся деревянные бараки. Ещё населённые теми, кто так и не смог вырваться из плотного кольца безнадёги этих краёв.

Надя старалась об этом не думать — на её уютной кухне с доски желаний красочной картинкой манила нарядная Москва, а золотистый песок Средиземноморья даже близко не походил на перемешанный с галькой ил на берегу Оби. Мир затона существовал за гранью и Надю не интересовал: стремиться надо в будущее, прошлое лишь мешает.

И сейчас, если б не Пеппи, Надя не пошла бы назад — точнее, она пошла вперёд, неловко ступая по склизкой грязи модными замшевыми ботинками.

— Пеппи! — Надя поскользнулась и угодила ногой в лужу: захлюпало и захлябало, беречь обувь не имело смысла.

Из низко нависших облаков на почерневшую от влаги землю начали спускаться мелкие крупинки снега — тая, они не успевали долететь до поверхностей и ложились каплями дождя и на ярко-красную Надину куртку.

Надя посмотрела на смарт-часы — всего три сорок пополудни, а уже темно, как вечером. Сибирь редко радовала светлыми деньками, но сейчас было по-особенному сумрачно.

Послышалось завывание — Надя ускорилась и, не преодолев и десяти метров, поняла, что идти стало легче: во времена былого величия дорожки на территории базы отсевались гравием. Забота людей из прошлого растрогала: здесь теперь ничего нет, а гравий — есть.

Не задерживаясь у высоких и полых на просвет корпусов, Надя шагала на звук, но в какофонии порывов ветра и шлепков воды о днища кораблей не могла разобрать, откуда идёт заунывный, словно впитавший всю тоску бытия вой.

Снегодождь усиливался, его заряды колюче кусали щёки и нос, но Надя продолжала искать Пеппи, борясь с ощущением, что за ней следят. От лязганья вздрогнула и затормозила — голос подали две побуревшие от ржавчины баржи, которым суждено было встретить гибель бок о бок, потираясь бортами; их рога-лебёдки кивали в такт мерзкому звуку. Кому-то повезло меньше: лежали на земле в одиночестве, а то и вовсе распиленные надвое. Среди останков был даже кран, вскинувшийся в предсмертной судороге — его рельсы прерывались на полуслове, возможно, кто-то из местных сдал их на металлолом.