Корни тянутся к гробам

Глава 1. Сын раздора

Ласточки, цветочки, птички, тополя.

Над моею крышкой — чёрная земля.

Над моею вербой — звёзд круговорот.

Надо мною в небе — яростный восход.

С. Калугин

В поле зрения Аси чёткие контуры зданий и предметов расползались от небывалой усталости. Оставались только цвета. Серый — мглистый, небесно-сонный в слепых облаках и отблесках дальней грозы. Зелёный — мшистый, бархатный, шершавый и шепчущий в кронах и кустах. И красный — родной и реальный, как ссадина на руке и ромбы на рюкзаке. Красный почти всегда скорее внутри, чем снаружи, скорее суть, чем обстоятельство. Потому что кровь не водица.

Она поднималась по лестничным пролётам на третий этаж, с трудом волоча за собой чемодан. Остановившись перед нужной дверью, едва не толкнула её ногой. Но одёрнула себя — неловко бы вышло. Новые двери стоит открывать вежливо, со стуком. К тому же внутри её ожидает незнакомка, с которой Асе предстоит жить ближайшее время. Выдыхая и стряхивая усталость, чтобы явиться пред очи соседки в подобающем виде, Ася мысленно оглядывалась на сегодняшний день. Он казался неправдоподобно долгим.

Её разбудили в половине седьмого, и первые несколько мгновений она не могла понять, что происходит, почему благословенный и безмятежный летний сон так грубо нарушен. Потерев глаза, Ася оглядела свою комнату и всё поняла. Зяблик смотрел настороженно и тоскливо, сидя на своей ветке. Обнажённый письменный стол сиротливо жался к стене, с которой сняли все постеры, открытки и календари. Раскрытый зев чемодана призывал затолкать в него как можно больше вещей. И лишь опустошенные шкафы облегчённо вздыхали. Наставал момент прощания. Уже после, в череде суетливых сборов, она подумала о том, что покидать эту комнату ей если и жаль, то лишь слегка. Ведь не будь зяблик нарисованным, он бы тоже непременно упорхнул. Асе нравилось одушевлять окружающее пространство — без этого художественного вымысла день получался до обидного прозаичным.

— Возьмёшь? — когда дверь в комнату толкнули, она, досадливо скрипнув, впустила вешалку с кроличьей дублёнкой, позади которой виднелась мама. — До Нового года ведь не вернёшься, а как морозы ударят в декабре? Почтой высылать придётся.

— Так ведь на юг еду, — Ася погладила белый мех. Хорошая вещь. Папа лично подстрелил каждого несчастного кролика для её пошива. — Тем более чемодан и так не закрывается.

— Ну-ка! — мама вручила Асе вешалку, а сама прошествовала к ощерившемуся молнией противнику. — Делов-то, — хмыкнула она, без видимых усилий укомплектовав багаж. Она глядела с тем самым выражением, присущим только матерям, которые с помощью ловкости рук и без какого-либо мошенничества способны на всё, чего самостоятельно не смог сделать их отпрыск. — Пошли, — мама выдвинула длинную ручку и покатила чемодан за собой в коридор.

Ася аккуратно положила дублёнку на кровать, нарушив симметричную опустошённость своей комнаты, подхватила рюкзак, привалившийся к стулу и, не оборачиваясь, выбежала. Лучше быстрее отодрать от себя прежнюю жизнь, как пластырь, пока не начала сожалеть о её безвозвратной потере.

На первом этаже царила суматоха: посуда после спешного завтрака ещё не была вымыта, а многочисленные ящички так и остались выдвинутыми в ходе поисков необходимых мелочей. Входная дверь, раскрытая настежь в прощальном жесте, хлопала, будто подгоняя. Предпоследний день августа близился к середине, ветер поднялся холодный и влажный, предвещающий скорую грозу. Уходящее лето выдалось мокрым и пасмурным, но погода, похоже, не собиралась меняться в лучшую сторону.

Подойдя к столу за последним уцелевшим тостом (масло полностью растаяло и впиталось, отчего поджаренный хлеб стал только вкуснее), Ася заметила выглядывающую из-под скатерти мордочку Пуаро. Жаль в общежитие нельзя брать с собой котов, даже таких замечательный как он. Ася почесала питомца за ушком. Она несколько лет мечтала о дымчатом британце, а теперь бросала. Хорошая же из неё хозяйка. Пуаро смотрел укоризненно, тыкаясь мокрым носом в её голую коленку. «Я не нарочно. Я скоро вернусь» — безмолвно обещала Ася. Последний раз подняв тяжелевшего с каждым годом Пуаро на руки, она прижала его к себе, поцеловала в макушку, и отнесла на его любимое кресло.

Затем быстро сунула ноги в потрёпанные кеды, закинула лямку рюкзака на плечо и вышла навстречу воздушному потоку. Порыкивал мотор старенького Форда, подогнанного к самому крыльцу, а папа уже успел загрузить багажник и теперь стоял рядом с мамой.

Ася выдавила ободряющую улыбку. Родители стояли в обнимку, такие трогательные: папа, возвышавшийся над мамой на пару голов, прижимал её к себе и успокаивал как ребенка. Ася знала, как им не хотелось отпускать её учиться в такую даль. Да ещё и в тот самый университет, который принёс их семье столько волнений. Мама отговаривала её, вздыхала и охала, но в итоге смирилась. Однако понять, как она на самом деле расстроена, было легко: сегодня, готовя завтрак, она разбивала яйца в урну, а скорлупу оставляла на сковороде.

Папа изначально поддержал Асю, как и во всех прочих начинаниях. Соорудить над кроватью балдахин? Запросто. Хочешь играть на скрипке? Пожалуйста! Не понравилось? Конечно, бросай. Конный спорт? Организуем. Завести дорогущего кота? Обязательно. Поступить в тот же университет, что и брат?.. Что ж, ладно, если так хочется… Папа всегда говорил, что у Аси «есть характер», но не уточнял, какой именно. Судя по всему, достаточно сильный, чтобы делать то, что взбредёт ей в голову, не отзываясь на увещевания.