Кошмар подвала

Кошмар подвала

Как профессионала в области ремонта и отделки помещений, меня нанимали делать ремонт "под ключ" ; когда объект находился далеко от моего района, то я мог жить там же, где и работал, благо сам был человеком необщительным и работать любил один. Аскетические походные условия в виде кровати-раскладушки, скромных и торопливых обедов меня не смущали, даже наоборот - в поклейке обоев, в запахах краски или нанесении шпатлевки было какое-то особое медитативное, спокойное удовольствие. В такие моменты, преображая помещения, оставляя творческую частичку себя в чужой квартире на годы вперед, я трудился от рассвета до заката, часто заканчивая работу раньше срока.

Все шло размеренно и привычно, когда я поехал, уже с материалами и "набором выживания", в квартиру, что расположена была в другом районе, где-то на отшибе. Пятиэтажный дом построен был несколько криво по отношению к соседним, а окна порученной мне квартиры на первом этаже выходили на северную сторону. Нынешний хозяин вкратце объяснил, что хотел бы получить в конце работы, пообещал дополнительную плату за вывоз могущего остаться от прежних жильцов мусора, и немного обмолвился на счет того, что, вроде, квартиру постоянно продавали-перепродавали, и он тоже собирается ее сдавать, а сам в жизни не поселился бы... На этом, резко замолчав, полный краснощекий владелец, потрясая пробивавшимся из-под белой рубашки животом, поспешно удалился, оставив меня наедине с горой стройматериалов и свободным временем.

Когда я вошел, то, включив свет, обнаружил: "мусора от жильцов", если им может называться мебель и сломанная бытовая техника с кучей утвари, осталось слишком много для одного меня, благо знакомый водил здоровенный грузовик-мусоровоз, чем я и поспешил воспользоваться. Вообще все в квартире производило впечатление, что жильцы покинули ее спешно, в воздухе будто бы еще висел грустный запах их быта в этой бедноватой, сразу вызвавшей во мне непонятную меланхолию бетонной коробке. Да, тех, кто тут обитал, явно не интересовал внешний вид жилища. В коридоре на полу были постелены пластиковые плитки, коричневые, которые давно уже никто не то что не покупает, а даже не производит. Стоит тумбочка и тройное зеркало, все в сколах, на единственном крючке рассыпающаяся черная мужская куртка из дерматина. На тумбочке расческа с застрявшими в ней светлыми волосами. Что-то неприятное и печальное было в этом скромном, простом предмете. Стены в отходящих, часто рваных обоях, тоже коричневых, на них редкие коричневые квадратики. Лампы в зале и на кухне висят без плафонов, вызывая ассоциации с гостеприимным государственным учреждением наподобие вытрезвителя. В ванной кафель отлетел и мерзкого неопределенного цвета, на стене над ванной зачем-то прилеплена розовая клеенка с розовыми же фламинго. "Наверное, чтобы стена не портилась от влажности", - подумал я, усмехнувшись. Рядом с ванной, под которой тоже покоились груды хлама - коробки от стирального порошка и баночки от моющих средств, - громоздилась загаженная стиральная машина, вызвавшая во мне инстинктивное отвращение. Я не привык видеть хорошую бытовую технику в таком состоянии, и пожалел, когда, чисто из-за любопытства, открыл стеклянную крышку. Из ржавого барабана на меня дыхнуло зловонием гнилой воды и грязных вещей, прежние владельцы уже выглядели для меня пьянствующим отребьем, кем бы они ни были на самом деле. Пройдя на кухню, там обнаружил тяжелую газовую плиту, сломанную микроволновку, стоящую на полу, несколько разбитых тарелок, треснутые рюмки со странными остатками синего воска внутри и опаленную, какую-то больничную тумбочку. Она чернела своим закопченным боком, а внутри полозья для ящиков в немой муке гибельного жара скривились, будто готовые заплакать горючими пластиковыми слезами. На грязном линолеуме пола я нашел магнит для холодильника, на нем изображен карикатурный жирный украинец в шароварах, уплетающий пельмени из горшка, на фоне хутора. Рядом надпись: "Дай Боже, завтра тоже!" Я покрутил магнит в пальцах, отчего ладонь стала пыльной, и зачем-то засунул его в карман. В зале меня встретили: зеленое мягкое кресло без одной ножки (дом престарелых для мебели), пустой узкий компьютерный столик, на полу ковер, и, словно алтарь проклятия, - промятый, раскладной зеленый диван. Обойдя замызганное ложе, я вошел в соседнюю комнату, там обстановку составили мертвая фиалка на подоконнике, простейшая односпальная кровать, на стене вышивка в рамке - грустный, с закатанными глазами, пес. Окна зала выходили на соседнюю серую многоэтажку. Покрутившись немного на месте, я присел на диван, прикрыл глаза. Внезапно напала сильнейшая слабость, настроение испортилось, и от окружавшей коричнево-зеленой действительности потянуло на рвоту. Достав телефон, набрал номер друга - "мусоровоза", и в тот же вечер с его помощью освободил помещение для ремонта. Гремящий кузов самосвала наполнялся трупами чужой и чуждой жизни, трупами предметов, видевших любовь и ссоры, горе и праздники, и тягучие мысли, и долгие одуряющие ночи в тяжести декабря, овеянные коньячным жаром... Я опустил руку в карман, а там нащупал непонятный холодный "блинчик", оказавшийся магнитом с этим гротескным украинцем. Размахнувшись, запустил магнитик в кузов, где он, дзинькнув, присоединился к остальному хламу. Машина зарычала, обдав кусты дизельной вонью, я направился обратно в квартиру.

Вечерело. Зажигались фонари, была середина осени; проходя по пустынной улице к подъезду, я, казалось, видел, как дом своей серой громадой хочет раздавить меня, всеми силами пытается не пустить в свое темное, грязное нутро. Не было ни малейшего желания ночевать в этой дыре, начинать какие-либо работы уже поздно, потому я решил умыться (раковину срезать не стал) и лечь спать. На ночь квартира преподнесла еще один неприятный сюрприз - из крана лилась ржавая, тухлейшая вода. Чистить ей зубы было невероятно мерзко, поэтому я просто разложил "раскладушку" и, укутавшись, постарался уснуть. Стояла неприятная, мертвая тишина. Свет фонарей едва-едва виднелся на потолке слабой желтизной. Я провалился в сон, и проснулся часа через три в кромешной темноте.