Кошмарных снов, любимая

Глава 16

Через мгновение Джесс в третий раз упала на знакомый каменный пол, на что-то мокрое, тотчас почувствовав острую боль в колене и в ладони. Но, не обращая на это внимания, почти тут же вскочила на ноги.

Ее блузка и джинсы были пропитаны кровью. Кровь же заливала пол. Она была всюду и успела испачкать даже душу.

Джесс резко вдохнула воздух ртом, заставляя себя не дышать – боялась приторно-металлического тяжелого запаха. И лишь несколько секунд спустя поняла, что это не кровь, а вино.

Бутылки, которые раньше стояли на полках, теперь валялись на полу. Многие были разбиты.

В темных лужах блестели осколки - о них Джесс порезала колено и ладонь. В воздухе витал крепкий спертый аромат винограда и алкоголя. От него кружилась голова и закрывались глаза, и Джесс поспешила подняться по лестнице, чтобы оказаться в знакомом холодном коридоре.

В том, в котором жили тени. Они ползали по стенам, как клопы и норовили наброситься на нее, но пока тускло горел свет, не смели этого сделать.

Джесс спешно шагала вперед, зная уже, куда идет, ожидая вот-вот очутиться в разрушенной гостиной, однако коридор все никак не кончался. И Джесс шла и шла, чувствуя, как за ней наблюдают сотни теней, готовых растерзать ее заживо.

Изредка она оглядывалась, ловя краем глаза, как тени собираются в стаю, мечущуюся по потолку.

Вход в винный подвал все еще был виден, словно Джесс никуда не шла, а оставалась на месте. Но она точно знала: ее движение – не иллюзия. Иллюзия – близость подвала.

И она продолжала упрямо идти вперед с вновь возродившейся, хоть и неуместной надеждой отыскать Брента в этом странном измерении.

Она должна двигаться вперед. Стоять на месте – подобно смерти.

В какой-то момент она запнулась и свет погас. Тени кинулись к ней, облепляя со всех сторон, как прозрачные пираньи. Джесс не отбивалась – знала, что это невозможно. Она лишь пыталась защитить лицо и голову, закрывая их руками.

Но тени не успели вкусить ни ее плоти, ни крови, ни души, потому как свет вновь загорелся, тускло озаряя покрывшиеся плесенью стены.

Коридор кончился совершенно внезапно.

Он привел к приоткрытой деревянной двери с симпатичной резьбой, за которой слышалась негромкая, рваная на ноты, обволакивающая темная музыка. Фоном для нее служил низкочастотный гул. Томный женский шепот повторял слова на незнакомом языке, и плавный звук ее голоса то становился громче, то пропадал, то разлетался на эхо.

Музыка завораживала и отталкивала одновременно. Словно была запретной.

Джесс потянула дверь на себя и попала в огромный полутемный зал со стеклянным куполом, над которым раскинулось ночное небо. Его то и дело озаряли короткие вспышки. Музыка стала громче, но женский голос пропал – вместо него раздался приглушенный кроткий крик, заставивший Джесс замереть и оглядеться.

Неподалеку валялось Пугало – то самое, что преследовало ее.

Сейчас оно казалось безобидной страшной игрушкой, садовым забытым инвентарем. Никак не чудовищем.

Однако стоило Джесс потерять бдительность, проходя мимо, как пальцы-коренья слабо зашевелились и вдруг крепко схватили ее за щиколотку. Ногу словно перетянуло жгутами.

Глаза Пугала вспыхнули алым. Сшитое из холщевого мешка уродливое лицо исказила гримаса.

Приветливая или устрашающая?

- Пришла, - проскрежетало чудовище. – Тебя не ждали.

Его глаза погасли. Рот-прорезь замер безобразной дырой. Из нее выполз паук и побежал в сторону.

Джесс с тихим криком вырвала ногу из железной хватки и побежала вперед, скользя по мраморному ледяному полу босыми ногами.

Пугало не преследовало ее. Так и осталось лежать.

Сквозь арочный узкий проем Джесс ворвалась в другую комнату. Она была куда меньше первой и казалась наполненной отстраненным уютом.

Здесь царили спокойствие, прохлада, сумеречные сдержанные краски и холодные оттенки. В воздухе разносился запах восточных благовоний. С балочного потолка до пола, устланного ковром, спускались невесомые занавески и изящно задрапированные ткани.

Ветер играл со струящимся шелком. Лунный свет стекал по атласу. Блики фонарей искрились в органзе.

Понизу стелился туман.

Здесь же играла та самая музыка. Она завораживала и заставляла успокаиваться.

Замедлить бег мыслей.

Забыться.

В восточной комнате были люди – трое.

На полу, в изголовье кровати с балдахином, откинувшись на стену и вытянув ноги, сидел молодой мужчина в плаще с эполетами. Его голова была склонена к груди –так, что черные пряди закрывали глаза. Но они не могли спрятать их лиловое холодное сияние.

Мужчина смотрел вперед. Исподлобья, бездумно, не мигая, Словно был неживым.

Но – странность – Джесс казалось, что в его страшных глазах куда больше жизни, чем в глазах Уолша.