Кошмарный мир. Письмо.

Кошмарный мир. Письмо

Было как-то… Мой товарищ на ту пору бродяжничал уже около четырёх лет и вдоль и поперёк излазил Гималаи и все выступающие участки ландшафтов нескольких стран юго-восточной Азии. Сидели мы с ним на небольшом холме в южной Индии. Под нами в долину уходили манговые сады. Закатывающееся солнце золотило огромный белёный камень, что за нашими спинами отмечал древнее святилище, обезьяны заканчивали свои дневные игры и готовились ко сну.
-Представляешь -говорит — Мне мама вчера письмо написала: « Эх сынок, не маялся бы дурью, был бы уже начальником цеха».
Думаю, многие путешественники встречаются с подобным видением истинного блага от своей оседлой родни.
Вот и моя мама искренне полагает, что дочь моя очень мучается, и много лучше ей было б жить в коммунальной квартире в центре города, высшим благом чего явилась бы стабильность и навык есть на скатерти столовыми приборами.
Вот вышел ответ...

Здравствуйте, дорогие мама и папа!
С прискорбием, отвечая на ваше письмо, должен сообщить, что жизнь вашей внучки Ульяны просто чудовищна.
Из-за душевной несостоятельности её родителей вместо яркой удивительной жизни в многомиллионном городе она обречена на серость путешествий и знакомство с убожеством этого мира.
К примеру, живя в предгорьях Гималаев, в местечке Наггар, в своём доме, стоящем в сотне метров от усадьбы Рериха, где тот написал всю серию картин «студия в Гималаях», она была абсолютно лишена возможности ежедневно наслаждаться архитектурой стоящего напротив здания. Вместо этого с балкона открывался отвратительный вид на ледники противоположного склона. Выходя из комнаты у бедной крошки не было ни единого шанса лицезреть чудесный длинный коридор, с живописно декорированными котами обоями, ибо сразу попадала в жуткий фруктовый сад, где собирала яблоки, груши и инжир, что и вынуждена была есть вместо полезной магазинной пищи. Также лишён был ребёнок и здорового стерилизованного молока, ибо приходилось довольствоваться мёртвым и безвкусным парным. Не покривя душой стоит отметить её дневные прогулки: со своим отцом она проходила каждый день около восьми километров по чудовищному сосновому лесу, по гадким тропинкам мимо отвратительных ручьёв и водопадиков. Разве может это сравниться с дорогой по дивным асфальтовым тротуарам к Таврическому саду, который так хорош, особенно ранней весной. Ах, эти дивные тротуары, где ребёнок без опаски может бежать вприпрыжку совсем один, дышать свежим воздухом, обнимать дорогою вековые деревья, любоваться текущей по дну долины горной рекой, диковинными длиннохвостыми сороками, цветами, собирая по пути шишки, листики или цветные камушки.
Некоторое время - около полугода - Уленька была вынуждена прозябать в Непале у горного озера Фева, где с крыши дома, опять же открывался вид на уродливые восьмитысячники.
Дальше, больше. В связи с неуёмным стремлением родителей к перемене мест, вместо роскоши комнаты в коммунальной квартире, ваша внучка прожила в сущем «бомжатнике» - небольшом домике на берегу Индийского океана. Поскольку Гокарна — местечко, о котором идёт речь, находится, как и все описанные ранее места, в нескольких сотнях километров от ближайшего производства, и даже в паре десятков километров от автострады, то вместо освежающего аромата центра Петербурга, в окна врывался смрад моря, и вместо дивной гармонии дороги ей приходилось слушать какофонию шума волн и шелеста ветра. Всё утро и вечер Ульянка проводила в бездарной игре с песком и вредоносном беге с подружками. Из-за родительского убожества, вместо восхитительных монстров из компьютерной игры «ангри бёрдз», приходилось довольствоваться ракушками и морскими звёздами; вместо того, чтоб принимать ванну из чистейшей фторированной воды в чугунной ёмкости облагороженной мытьём и стиркой десятка соседей, купаться прямо в море. И гармония... Вместо стройной гармонии дворов колодцев, совершенный хаос цветущих кустов и фруктовых деревьев, ибо и этот дом опять же стоял в собственном садике, настолько убогом, что ни единый метр его не был покрыт асфальтом или плиткой.
Но на этом не окончены скорби. Ныне, на острове Бали, Ульянушка опять живёт в сотнях километрах от промышленных предприятий; в месте лишённом возможности постигать красоту и гармонию автомобильных потоков; в месте, где вынуждена лицезреть глупо радостные крестьянские лица, вместо прекрасных в своём глубоком и серьёзном сосредоточении русских горожан; в омерзительном саду с растущими в нём гуавой, карамболой, бананами, папайей, гвоздикой, какао, имбирем, гибискусом, дурианом, кокосовыми пальмами и множеством прочих бесполезных растений, напрочь лишённом свежести центра большого города; в доме, где в одну сторону с балкона, за чудовищными рисовыми террассами , охраняемыми Юнеско за своё уродство, за гаденьким садом специй виден отвратительно бесформенный вулкан Агунг, в другую (вот ведь непостоянство!) океанский горизонт.