Космодромный Смотритель, Нф-рассказ

Космодромный Смотритель, Нф-рассказ

Вечерний Крансбнер не был моим родным городом. Здесь некогда был воздвигнут перевалочный космопорт, затем о нём как-то забыли и никогда бы не вспомнили, не случись нежданного нашествия переселенцев, которое вошло в учебники Итакской истории великим половодьем сопредельных рас и народов.

То ли звёздные трассы вплотную подпёрлись к планете из-за ошибки в расчётах какого-нибудь неопытного космоштурмана-навигатора, либо это был чей-то намеренный умысел. В этом деле ещё много неясностей, и посему сейчас самый разгар академических споров. Любой может запросто налабать целую диссертацию, и представить её в планетарный Совет любителей неточной словесности.

Между прочим, при столь неточном совете, совершенно точно существует огромный призовой фонд, и я рискнул: представил как будто бы дело было, надиктовал своему Сервигу и провалился в трехсуточный анабиоз.

Меня разбудила песнь Сервига: странная, зычная, дивная… Теперь её поют на планете с припевом, который не может не понравиться коренной публике:

Летели, упали, тут же подняли – гам!
Звёздные мили их опустили – к нам…

Я получил двести звёздных кредиток и звание итакского абсурд-литератора, а Сервиг – бесплатную профилактику, после которой он категорически отказывался писать новые песни на итакскую тему на том основании, что нельзя повторить свое самое гениальное произведение. Вот уж где точно – летели, упали… 

Но, впрочем, 200 звёздных кредиток карманов не жмут, в здешних неприхотливых условиях мне бы их хватило на жизнь, живи я хоть бы и на одни проценты. Но, здешние банки у меня не вызывали доверия, и я по привычке имплантировал в себя все 200 кредиток, отчего сразу стал и ходячим банком и великим планетным гуру. 

Ко мне прикасались, желая облучиться энергией питавших меня кредиток, хотели даже молиться на меня, но тут я воспротивился и выпустил огромнейший тираж Песни Сервига с уничижающими комментариями и насмешками, за что был немедля вызван на планетарный совет и оштрафован на триста звёздных кредиток, лишён звания почётного бард-литератора и сослан в космопорт Крансбнера инспектором по качеству перевозок…

С планеты контрабандно вывозили только розовых карликовых слонов, банановую морковку и крылатых шестилапых мурлонов, которых, подобно земным попугаям, предверительно обучали разговорной человеческой речи. 

Однако и здесь существовала какая-то нелепая традиция. Издревле мурлоны занялись самообучением этому ремеслу и между собой давно уже общались на эсперанто, а посему прочих наречий и языков категорически не признавали. 

Зато эсперанто довели до полнейшего семантического и лексического совершенства, вызывая удивление и зависть у землян, которым ко всему была присуща экзофобия, отчего мурлоны сами на Землю не стремились, но опоённые экзотической для здешних мест настойкой из валерьяны, мирно складывали лапки и давали себя увести, хоть к чёртовой бабушке…

Благо, что Сервига сочли частью моей проштрафившейся сущности и не забрали в счёт погашения долга, зато мой критический бестселлер читали теперь наравне с Песнью Сервига, и однажды обе половинки нового мифа срослись и почти аннигилировали друг дружку… Вот только припев:

Летели, упали, тут же подняли – гам!
Звёздные мили их опустили – к нам…

стал нарицательным… Так стали презрительно дразнить каждого выскочку хлопнувшегося на Итак с прохудившегося звездолёта.

…Из живых, мёртвых и искусственных языков, эсперанто оказался самым въедливым и назойливым лингвистическим изобретеньицем. Уже то, что этот проект в 1887 г. разработал варшавский врач Лазар М. Заменгоф, обрёк этот якобы международный язык на дикую всепоглощаемость национальных и планетарных культур в виде таблеточного курса из интернациональных слов, часто понятных без перевода, и 16 основных грамматических правил.

Сказалось и то, что структура и словарь эсперанто оказались достаточно просты, чтобы любой без особых способностей к языкам мог за 3-6 месяцев занятий научиться вполне свободно объясняться на нём – для того чтобы в той же степени овладеть любым иным языком, традиционно требовалось, как минимум, 3-5 лет. К тому же знание эсперанто облегчало дальнейшее изучение других земных языков.

Но когда изучение любого языка стало проходить по схеме имплант-подгрузки, многие отказались от многочисленных промежуточных языковых трансляторов, к которым со временем стал относиться и язык эсперанто в силу относительной простоты, которая, впрочем, не делала этот язык каким-то ущербным: к тому же он был очень благозвучен и напоминал итальянский, обладая прекрасными выразительными возможностями, позволившими перевести на него многие произведения мировой классики – от Данте и Пушкина до Булгакова и Толкиена – на Земле и создать оригинальную интересную литературу на нем, написанную во всех уголках Галактики.

Тем не менее, эсперанто, прежде претендовавший на глобализм и ставший одним из первых миссионерских языков, оказался, по сути, языком дешевых потных страстишек, и к нему в Космосе прежде всего примыкали те расы, нации и сообщества, а с ними и популяции, которые не могли справляться со своей естественной гиперсексуальностью, зачастую задвигая на дальний план всяческие этические кодексы и установления. 

И хотя Эсперанто, в идеале, предназначался стать вторым языком для всех во всемирном масштабе, он по сути, в Галактике стал языком тех, кто в развитии своих планетарных языков и культур не продвинулся далее панспермии, и посему оказался заразительным именно для тех, кто, не боясь нежелательного чуждого влияния и ассимиляции, шёл в своём видовом расселении напропалую и, благодаря эсперанто, достигал большего взаимопонимания между автохтонами всех планет, как на нейтрально-своеобразном лингвистическом фоне…