Коснись меня

Пролог

Я мягко ступаю по коридору в сторону кухни. Ноги пронзает жгучая боль от соприкосновения с напольным покрытием, но это с самого рождения моё проклятие, поэтому я давно привыкла к этому.

В светлой комнате меня встречает манящий аромат еды. Мама, пританцовывая в такт какой-то своей мелодии в голове, помешивает содержимое кастрюли, пока отец внимательно читает за столом газету.

— Доброе утро, солнышко, — говорит женщина, когда замечает меня, — Садись за стол, завтрак почти готов.

Я послушно усаживаюсь на сидение и наблюдаю, как мама ловко переливает бульон в стакан с трубочкой, а после разливает его по тарелкам для себя и папы.

— Как там твои вчерашние уроки с репетитором? — папа убирает печатное издание от лица и обращает свой взор на меня.

— Очень хорошо, — я беру в руки стакан и делаю маленькие глотки тёплого бульона, — Уже завершили всю программу.

Глаза родителей засветились искрами гордости и тепла, когда я говорю это. Сейчас только апрель, но, как и всегда, я закончила изучение школьного материала на пару месяцев вперёд. Они никогда не упускали возможность похвалить мою одарённость, как и сейчас:

— Моя маленькая Келли — настоящая научная звёздочка, — мама едва касается моих волос, но и этого хватает, чтобы понять, как она восхищена мной, — Я очень тобой горжусь.

С ярко выраженной радостью она хлопнула в ладоши и обратилась к папе, заводя с ним хвалебную речь обо мне. Я украдкой гляжу на счастливые лица родных, и понимаю, что если не сейчас, то уже никогда. Это мой последний шанс. Последний билет в поезд под названием «нормальная жизнь».

Я ждала этого момента с того самого дня, когда первого сентября официально могла называться одиннадцатиклассницей, и ни за что не прощу себя, если именно в эту секунду не попытаю удачу осуществить давно вынашиваемый план.

— Мам, пап, — я нарочито громко произнесла эти слова, но уже успела несколько раз передумать насчёт предстоящего разговора. Я не хочу отказывать себе в многолетней мечте, но услышать отказ боюсь намного больше, чем вообще не знать ответа, — В начале учебного года, я думала о кое-чем… — я слегка замялась, но взгляды моих родственников подбадривали меня продолжать несмотря ни на что, — В общем-то… Мне очень хотелось бы, чтобы вы исполнили мою просьбу. Я решительно настроена выучиться последний класс в школе.

Комната вдруг наполнилась звенящей тишиной. От идеально вычищенной напольной плитки и до высокого потолка словно поднималась давящая аура тревожности. Воодушевленные родительские лица скрылись за гримасой отчаяния и суровости.

Я напряглась, одновременно желая, чтобы кто-то из них проронил хоть слово, и яро надеясь, что они просто забудут мою громкую просьбу, снова наденут свои весёлые лица и расхохочутся, продолжая дальше расхваливать мой талант учиться. Но шли минуты, и было ясно, как белый день, что сжимающая лёгкие тишина прекратится тогда и только тогда, когда прозвучит осуждающе волнительный тон моей матери и резкий отказ отца.

— Ракель Торрес, я не ослышался? — голос папы был крайне суров, что услышать от него было не такой уж большой редкостью, — Ты заявила, что собираешься подвергать весь следующий год своё здоровье опасности?

Я прекрасно была осведомлена, что никто не будет рад моей прихоти. Я слишком ранима, и проблема в том, что не душевно, а именно физически. Я — настоящая редкость для обычной людской публики. Не что-то вроде древнего драгоценного рубина, а проказа, гуляющая по улицам только в те времена, когда ещё не наступило начало нашей эры. Но пусть каждое едва уловимое касание отзывается на моей коже новой кровоточащей раной, я всё-таки способна на жизнь вне стен своего дома.

— Я понимаю, что вы посчитаете это бессмыслецей и даже опрометчивостью, но я тчательно обдумывала всё и уверена в своём решении, — суровость во взгляде отца слегка смягчилась, но я знала, что для него это ещё не веский довод, — Вы скажете, я до смерти уникальна, но именно из-за того, что всегда могу быть на волоске от смерти, я хочу познать этот мир, а не слечь в могилу, увидев из разнообразия всей палитры цветов только обои в нашем доме.

— И ты решила ускорить свою кончину?! — в мамином голосе сочился явный упрёк, а в глазах стояли непролитые слезы.

Я поглубже вдохнула в себя распертый напряжением воздух, зная, что сейчас мне предстоит пройти все круги пламенного ада в виде разных стадий этого непростого разговора.

— Мне семнадцать, мам, — совершенно спокойно говорю, в глубине души надеясь, что это спокойствие передастся и ей, — И это та пора, когда подросток понимает, что до его взросления и самостоятельной студенческой жизни осталось всего ничего. Не спорю, я больна, но это не может заставить меня быть для вас обузой на всю жизнь, — я вижу, что они хотят протестовать, но незамедлительно продолжаю, — Ко всему прочему, я не хочу, чтобы моя чересчур нежная кожа мешала мне жить той жизнью, которую проживает нормальный человек. Даже бабочка летает, несмотря на хрупкие крылья.

Бабочка… Каждый восхищён изящностью и пёстрыми крыльями этого насекомого, но не я. Потому что именно это существо охарактеризовывает мою болезнь. Синдром бабочки или буллезный эпидермолиз, если говорить по-медицински, — когда твоя кожа настолько нежная, что любой физический контакт приводит к нестерпимой боли и кровавым отпечаткам, не затягивающимся долгое время.

Они всё ещё молчат, обдумывая мои слова. В их карих глазах мелькает растерянность и сомнение. Моя речь однозначно заставила их подумать над моей мольбой, но этого всё ещё недостаточно для безоговорочного «да».

— Просто поймите меня, — жалобно пропищала я, пуще прежнего стараясь растопить этот страх в их сердцах, — Мне претит мысль, что мое существование заточено в эти стены. Каждый раз, когда я вижу в окне людей, я чувствую себя неполноценной, потому что жизнь даровала твёрдую броню всем, оголив меня, — я отчаянно пыталась достучаться до родителей и видела, что медленными шагами иду верной дорогой, — Я хочу восполнить это, хотя бы тем, что смогу жить, как все. Я пообещаю вам, что буду возвращаться домой с количеством ран не более тех, что получаю дома. Только умоляю разрешить мне пойти в школу.