Мартин разразился проклятиями. Адреналин требовал выхода, и он понял, что если останется в помещении, то непременно что-нибудь разобьёт. В первую очередь, рацию. Выскочил наружу, на мороз и снег, и там попытался отвести душу.
Ему говорили, что всего на неделю. А потом прилетит вертолёт и заберёт его домой. Но через неделю началась пурга, и вертолёт не прилетел. Он добросовестно ждал, особо не беспокоясь о будущем. Еды на станции было навалом – на месяц хватит, а то и больше.
Но пурга никак не хотела кончаться. Вскоре стало ясно, что месяц – это не так уж много. А жить во время пурги в этом вагончике гораздо тяжелее, чем это представлялось. Огонь в чугунной печке еле теплился. Если топить по-настоящему, сожжёшь запас дров за неделю, когда же удастся выйти в поход за новыми вязанками хвороста, не известно. Из-за пурги видимость упала до десятка метров, и страх заблудиться, не найти дорогу назад, к вагончику, удержал бы даже отчаянного. Мартин натягивал на себя всю тёплую одежду, что была у него, и ждал. Многослойные стены хорошо удерживали тепло, и даже утром, когда печь остывала, температура в вагончике была плюсовой. Чтобы согреться временами выскакивал наружу и чистил снег - чтобы не оказаться погребённым под сугробами. Пару раз пурга стихала на непродолжительное время, и тогда он бежал за хворостом в расположенный поблизости лесок.
Позавчера ему сообщили, что пурга уходит, и он решился на обстоятельный поход в лес.
Назад он тащил на спине такую вязанку хвороста, что лошади, очутись они тут, смотрели бы на него с удивлением. Ещё больше они удивились бы, когда он сразу отправился за второй вязанкой. А после небольшого перерыва – и за третьей.
Через час в вагончике была такая теплынь, что Мартин, сбросив свитера и комбинезоны, наслаждался появившимся комфортом.
Вчерашний день прошёл под знаменем подготовки к отъезду. Собирал вещи, проверял аппаратуру, наводил порядок.
С рассветом, а рассветало на этой широте в девять утра, он вышел на ослепительно белый снег – солнце возвращало не доданное за две недели - и мысленно попрощался с пригорком, на котором стоял вагончик, с сопками на севере и с лесом на юге. Затем взялся за лопату и начал расчищать вертолётную площадку.
К десяти утра вернулся – ежедневный сеанс связи.
Он сразу обратил внимание, что у диспетчера какой-то виноватый голос. Словно просил извинения, ещё не сказав, за что. А потом…
Вертолёт не прилетит. Ни сегодня, ни завтра. Сломался. Нужно какую-то детальку поменять, но на аэродромчике её нет. Послезавтра Новый Год – доставить не успеют, все заняты подготовкой. Да, да, заказ на контроле, как только, так сразу! Но… Как у него с продовольствием? На неделю хватит?
Так что не стоит удивляться тому, что Мартин выскочил из вагончика с проклятиями на устах. Слава богу, его слова не долетали до ушей тех, кому адресовались, а снег умел хранить тайны.
Ругательства не помешали Мартину бросить мимолётный взгляд на что-то чёрное, появившееся на снегу, и он осёкся на полуслове.
На снегу сидел кот черно-белого окраса и озадаченно смотрел на Мартина.
Откуда он взялся?
Мартин присмотрелся. Цепочка следов шла из леса. Снег был рыхлый, глубокий, и коту пришлось добираться до него прыжками, временами погружаясь в снег с головой. Мартин тут же отдал должное мужеству кота, решившемуся на столь тяжкое путешествие. Некоторое время он зачарованно смотрел на кота – словно на невиданное природное чудо, открывшееся ему, а затем несмело позвал:
-Кис-кис.
Дважды повторять не пришлось. В несколько прыжков, во время которых зверёк погружался в снег с головой, кот оказался около него. Мартин наклонился и взял кота на руки.
Спустя несколько минут кот деловито осматривал и обнюхивал вагончик, а Мартин рассуждал вслух, обращаясь к коту, но без ожидания ответа.
- Откуда же ты взялся? Чистый, ухоженный – словно из дома. И не худой. Чем же ты в лесу питался? Там тоже снег выпал. Пусть не столько, сколько здесь, но тоже немало. Неужели мышей из-под снега откапывал? А от волков как прятался? Они здесь частые гости. Мне на всякий случай ружьё дали и двадцать патронов. А тебе защищаться нечем. Разве что – на дерево залезть. Но охотники предупреждали, сюда и росомахи заходят, а они по деревьям не хуже тебя лазят.
Кот слушал его внимательно – по крайней мере, так казалось Мартину, но хранил гордое молчание.
- К другим под Новый год Дед Мороз приходит. А ты у меня Кот Мороз будешь, - рассудил Мартин.
Двенадцатичасовой сеанс связи он встретил в хорошем настроении. То, что сказала диспетчер, в иной ситуации вызвало бы у него неописуемый гнев. За ним прилетят через недельку – третьего или четвёртого числа. Первого – праздник, а второго ожидаются сильные ветра, экипаж не захочет рисковать. Садиться при ветре в пятнадцать метров в секунду – подвергаться смертельной опасности. Инструкция не позволяет…
Мартин в предельно корректных – как ему казалось - выражениях высказал диспетчеру всё, что думал о ней и о тех, кто превратил недельную командировку в месячную.
Сразу после сеанса связи Мартин занялся проверкой съестных припасов. Едоков стало двое.
Результаты оказались неутешительными. Шесть банок тушёнки. Девять банок сухого молока. Одиннадцать банок яичного порошка. Остальное – макароны, рис, мука, кофе, сгущёнка, изюм – не для кота. Обоим, если ничего не случится, хватит на двенадцать дней.
Тут же составилось меню для кота: утром тушёнка, вечером – омлет из яичного порошка и сухого молока. В банке 380 грамм тушёнки, если делить на два дня, то и ему и коту будет доставаться по 95 грамм. Для кота это, наверное, неплохо. А для него… Может, коту чуть поменьше, а ему чуть побольше?
Кот тем временем обследовал вагончик, посидел на столе и улёгся напротив чугунной печки, любуясь язычками пламени. Мартин вспомнил детский стишок:
Кошка чудесно поет у огня,
Лазит на дерево ловко,