1
По нынешним временам, хочется верить, немного сыщется людей, обращающихся к знахарям или экстрасенсам без особой нужды. Нет, в крайних ситуациях, если медицина уже расписалась в своем бессилии, а пациент еще готов побарахтаться, или когда любовная страсть лишила человека разума, контакты с ними вполне объяснимы. Но обращение к ним от нечего делать, на ровном месте, лично мне теперь абсолютно непонятно. Впрочем, задним умом, как известно, каждый крепок.
Было время, когда эта публика была настолько в почете, что парочка народных целителей-экстрасенсов появлялась на центральных телеканалах огромной страны и утром, и вечером. Один, с суровым лицом аскета, давал жесткие установки на исцеление буквально от всех болезней. Другой, улыбчивый и добрый, делая пассы руками, заряжал целительной энергией выставленные перед телевизорами банки с водой из-под крана. И всегда находились люди, кому полегчало, у кого рассосалось или наоборот укрепилось, разгладилось, восстановилось, на худой конец, стабилизировалось.
И вот, когда в такой обстановке соседка Фоминых по подъезду, с красивым и редким именем Люция – она работала в управлении Черноморского пароходства – сообщила жене Валентине, что в помещении профкома Одесского порта ведет прием заезжая целительница-экстрасенс Евлампия, на совете двух женщин было немедленно принято решение сводить к ней детей. Взрослые могут относиться к своему здоровью как им заблагорассудится, но дети – это святое.
Как назло, вышло так, в тот вечер у жены случилось заседание кафедры, и двоих детей пришлось вести на сеанс целебной магии Фоме. Люция со своими двумя была уже на месте и держала очередь. Экстрасенсорное обследование юных организмов дородной, но энергичной Евлампией было проведено успешно и не выявило никаких патологий. А Фому, который пожаловался на боль в колене, она научила лечиться, замыкая энергетическое кольцо: кисть одной руки ставится клювиком на темечко, кисть другой, крабиком, на больное место – и проблему должно как рукой снять. Но рассказ не об этом.
После сеанса вся компания двигается по живописной улице Пушкинской к остановке автобуса, чтобы ехать домой. Теплынь майского вечера, горящие закатным золотом окна, мягкие тени в лепнине старинных домов, полученный заряд позитивной энергии создают отличное настроение. У дома номер тринадцать всех встречает стоящий на тротуаре поэт Пушкин, молодой и нарядный – фрак, жилетка, шейный платок, цилиндр. Завидев Александра Сергеевича, дети дружно бегут к нему – схватить за фалду фрака, пожать руку, подержаться за тросточку. До популярных в народе, и потому отполированных до медного блеска, щек и носа классика они пока не дотягиваются. Очевидно, здесь многие из взрослых с гением на дружеской ноге: – Ну что, брат Пушкин? Как оно? Рад за нас? А он знай себе, помалкивает. Не хочет расстраивать.
Спустя несколько минут двигаются дальше – дети впереди, следом Люция с Фомой. Навстречу идут девушки, по-вечернему нарядные и яркие. Вся троица выглядит весьма привлекательно, но Фома на них вроде особо не пялится.
Они почти поравняются, чтобы разойтись, как в море корабли, когда идущая с краю пышноволосая брюнетка вдруг устремит на Фомина пристальный взгляд голубых глаз и внятно произнесет: – Козел!
Несколько шагов у Фомы уходит на то, чтобы сообразить – это ему? Еще столько же – и с чего это он козел?
Наконец, прозревает. Охватив не замыленным глазом идущую рядом худенькую Люцию и четверку вышагивающих перед ними разновозрастных детей, он начинает давиться от смеха.
Разве могла девушка смолчать? Рослый бугай настругал бедняжке уйму детей, да еще и морит ее голодом!
Конечно, козел! Еще какой!
2
Вот с чего вдруг?
Под конец третьей четверти Анна Ивановна, их училка по русскому и литре, ни с того, ни с сего дала вот такое задание на дом: к завтрашнему уроку каждый должен написать басню. 7-й Б класс возмущенно зашумел-загалдел, но задание осталось прежним. И деваться было некуда – АнВанна, как классный руководитель, объявила, что те, кто не напишут или внезапно заболеют, не поедут на весенних каникулах на экскурсию в Потсдам и не увидят ни дворец Сан-Суси, ни зоопарк. Тогда и познал Фома, что такое тяжкие муки творчества. Он наспех сделал остальные уроки и пропустил баскетбольную секцию. Весь вечер ему было жарко и не сиделось на месте. Потея и шевеля губами, он бродил по комнате, пытался сложить строку или отыскать рифму, а потом устремлялся к столу, чтобы записать несколько слов на тетрадном листе в клеточку. Страшно мешали родители – сперва звали ужинать, потом отправляли спать. Наконец, поздним вечером творение было закончено. Вышла басня о том, что не надо кому попало браться за сочинение басен. Она начиналась с указания на произвол верхов:
Задали кондоры
Нам, ослам, задачу:
Написать всем басни,
Остро и удачно.
Потом живописались терзания несчастных бесправных низов:
Началась работа,
Дружно закипела.
Мы, взяв авторучки,
Принялись за дело.
Но что-то басня не выходит:
То в рифму слово не подходит,
То вовсе слова этакого нету –
Не знаем мы крыловского секрета.
Следом подводился печальный итог:
И вот прошел указанный нам срок,
Но мало он пошел всем впрок.
Мы принесли свои творенья,
Да нету никакого наслажденья.
Заканчивался означенный опус памяткой для кондоров:
Мораль у басни незамысловата:
Коль хочешь ты добиться результата,
То не проси осла писать кантату.
День спустя АнВанна устроила разбор полученных шедевров – кого-то хвалила, кого-то корила за грамматику, кого-то за стилистические ошибки. Фомину было сказано, что у него, возможно, получилось лучше всех, но тему он выбрал неверную, задание ему не засчитывается и он должен написать еще одну басню. Пионер Фомин это сделал, критикуя на этот раз плохую работу пионерского Совета дружины. Тема была скучная, но вторая басня далась легче. За нее он удостоился похвал не только от АнВанны, но и от грозного завуча Петра Аркадьича. Фомин даже прочитал новую басню по школьному радио, а на праздничной линейке ему вручили книжку Крылова с надписью “лучшему баснописцу класса и школы”.